Питер заметил, что трое из четырёх — калеки. У одного из пьяниц, валявшихся на земле, не было ноги выше колена, у другого — вместо кисти правой руки была синюшная культя.
Один из троков — тот самый, что ругал свою матушку — мало того что не имел левого глаза, так ещё, судя по неловко подвёрнутой ноге и суковатой трости рядом, был хромым. Парню и в самом деле не везло в жизни — как и его друзьям. Теперь только и остаётся, что глушить пойло из подгнивших бананов и ананасов, да играть на тряпьё, вспоминая, как ставил на кон десятками и сотнями дублоны и ливры...
Вот судьба! Хотя это лучше, чем выпрашивать милостыню по кабакам в гнилых уголках портов, получая пинки от стражи и ночуя в канавах — после того как пропил и прожил деньги, полученные за оторванные части тела? По крайней мере здесь был если не рай земной, то вполне пригодное для жизни местечко, — размышлял Блейк по пути в посёлок.
Джунгли изобиловали дичью и плодами. Напоенный ароматами цветов и пряностей воздух кружил голову, и поселившиеся тут ни в чём не ведали недостатка в этом благодатном климате. Индейцы и мароны относились к ним дружественно, ибо корсары могли помочь в случае налёта испанцев, или набега воинственных соседей — майя — которые, оказывается, всё ещё до конца не покорились и творят в своих городах в глубине джунглей таинственные обряды в честь языческих богов.
Живущий по соседству с лагерем пиратов пожилой корсар-отставник Эдвин Файр, женатый на молоденькой индианке, рассказал Питеру за бутылочкой вина, что, по словам жены, у майя есть немало городов — не хуже чем построили христиане в Новом Свете. И самые большие из них — Тикаль и Тайясаль. В Тайясале стояли великолепные дворцы, кварталы ремесленников и простолюдинов и почти два десятка храмов — Дворец Великого Ягуара, Дворец Двуглавого Змея, Дворец Великого Жреца, из которых самый величественный — храм Цимин Чаку — Громового Тапира.
Место было безопасным. С моря городок почти неприступен. С суши пришлось бы предпринимать большую военную экспедицию, а у испанцев солдат не хватало даже на то, чтобы на севере мексиканских земель отражать нашествия диких апачей и пуэбло... Дай ломиться сюда через сельву — мрачные удушливые джунгли, где деревья-великаны смыкают свои гигантские ветви высоко над головами, не пропуская солнечных лучей, а под ногами чавкает зловонная болотная жижа — на такие подвиги мало кто готов!
Может, промелькнула у Питера мысль, сойти на берег, и поселиться тут, в этом забытом всеми поселении — и не знать ни крови и ярости абордажей, ни страха смерти, ни мыслей о петле...