Пока в Сорбонне другие студиозусы пьянствовали, дрались на дуэлях или проводили время в постелях парижских прелестниц, я думал и прикидывал — что делать. Изучал простонародье, особенно матросов, воров, всяких прощелыг. Дважды меня чуть не зарезали.
Старый ломбардский мастер учил меня фехтованию бесплатно, ибо его школа уже считалась старой, немодной, и учеников не было. Я читал всё, что мог достать, о морском деле, морской торговле и Новом Свете, о дальних плаваниях и корсарстве. Беседовал с ушедшими на покой моряками. А когда мои увлечения вызывали вопросы, я говорил, что подумываю о том, чтобы отправиться проповедовать в заморских землях слово Божье...
Губы д’Аяллы скривила презрительная ухмылка.
— Через два года я счёл, что готов, и уехал в Нант, написав письмо матушке, что хочу постричься в монахи, уйти от мира и больше не дам о себе знать...
К тому времени у меня оставалось не так уж много денег из сундучка Чёрного Капитана. И тогда я сперва заложил у тамошнего ростовщика вот эту брошь, — он сжал блеснувшую рубинами вещицу в ладони, — а потом на эти деньги зафрахтовал бриг и нанял шайку портовых бродяг и пропившихся матросов... С ней я ограбил и прикончил ростовщика, забрал и рубины и всё прочее. Пришлось лично прибить и его, и его старуху топором — это был первый раз, когда я лишил жизни человека.
С тех пор я окончательно понял, что прав был Аристотель, и человек — это всего лишь душонка, обременённая ходячим трупом. Раз, — он с усмешкой сделал рубящее движение ребром ладони, — и труп уже не ходячий.
Потом я вышел с ними в море — а в кладовой уже был припасён бочонок отличного вина, в который я подлил кое-чего, — зловещая улыбка вновь возникла на тонких губах пиратского капитана. — Нет, не думай, — Альфредо покачал головой, — не яд, всего лишь сонное зелье. Правда, я оставил в живых лишь пятерых — тех, кто будет бояться меня и слушаться... Потом зарезал оставшихся спящими, сунул в руки мертвякам окровавленные ножи и кортики. А когда пощажённые мной проснулись, рассказал им, что на корабле произошла резня из-за добычи.
Некоторое время мы орудовали в Па-де-Кале. На маленькой шхуне подплывали к какому-нибудь нагруженному «ганзейцу» или «голландцу» и просили помощи — мол, в трюме течь. Обычно нам верили, и мы одаривали спасителей нарой бочек доброго вина...
Сонных мы кидали акулам на пропитание. Ну а корабли и груз распродавали по фальшивым бумагам — то в одном порту, то в другом, нигде подолгу не светясь. Выбирали призы посолиднее, не спешили, не хватали всё, что под руку попадалось...