— Я... хочу разделить вашу судьбу. Хочу... стать вашим человеком, — с трудом подбирая слова, сообщил Хекторо.
— А ты знаешь, что мой корабль не совсем, так сказать, обычный? — сдвинув брови, уже другим тоном осведомился Джон.
— Можно догадаться... — пожал до Барбоза плечами.
Джон искренне улыбнулся в рыжие усы. Помолчал. Налил себе и гостю ещё вина, выпил, ещё помолчал.
— Даже не знаю, идальго, что тебе сказать? — наконец вымолвил он. — Само собой, лихие парни, умеющие обращаться с пушками и знающие, с какой стороны держаться за клинок, всегда в нашем деле нужны! Только — тут вот какие дела...
Я ведь, заметь себе, даже и не спрашиваю, с чего это ты вдруг вздумал предать своего короля. Мне это, может, и интересно, да не нужно, а ты, надо полагать, знаешь, что делаешь...
Но что хочу сказать: у нас не военный корабль и всех э тих штучек с профосами и битьём матросов тростью не водится — у нас свои устав и порядки.
Если я, положим, поручусь за тебя, ребята, наверное, не будут против — тем более, хороший канонир нам бы очень не помешал. Но, видишь ли, какая закавыка — тебе ведь придётся есть из одного котла с неграми и мужиками, спать на пушечной палубе, как положено простому флотскому пушкарю, получать долю от добычи всего лишь вдвое больше, чем у самого простого заряжающего или обычного абордажника, — а нет добычи, нет и платы.
А если ты вздумаешь полезть в драку, когда какой-нибудь — кххэээ, — он хохотнул и нарочито шумно почесал живот, — грубый мужлан отпустит в твой адрес мелкую шутку — то тебе дадут для начала по заднице плёточкой — да-да — по твоей дворянской заднице, а если ты не поймёшь, что к чему, — просто выкинут за борт. Ну или высадят на первый попавшийся берег — и хорошо если это будет островок с десятком пальм или там Эспаньола. А если — риф, заливаемый приливом?
Ну, то что тебе придётся, возможно, палить по кораблям твоего короля, где остались, может быть, твои друзья и даже родственники, — это всё мелочь. Как — выдержит это твоя дворянская честь? — И Джон самым наглым образом уставился в глаза собеседнику.
Лицо дона Барбозы исказила не злость или ярость, но какое-то дикое, неподдельное отчаяние.
— Честь... — ледяным голосом произнёс он. — Какая, в глотку дону Сатане, честь?! У меня больше нет ни чести, ни друзей, ни родственников — нет, понимаешь, капитан?! Ничего нет! Наверное, и до Барбозы тоже нет — был да весь вышел!
С минуту Джон смотрел прямо в глаза дону Барбозе.
— Ну ладно, — принял он решение, — я согласен, а там как ребята скажут. Найдёшь Кристофера Харвуда — он сейчас заведует пушками, и доложишь, что я прислал. Но смотри — если что — ты выбрал сам. Не жалуйся — ни если будешь подыхать с выпущенными кишками на палубе, ни если на рею подтянут...