Я — солдат, думала она, и, как всегда, эта мысль наполнила ее силой. Храбрые парни сражаются там, защищая флаг родины: она видела, как этот флаг развевается, ярко и чисто сияя в тучах маслянисто-черного дыма. Она непременно спросит у мистера Янга, нельзя ли и ей выходить на дежурство с американским флагом. Такие флаги с желтыми кистями теперь повсюду продаются. Я — солдат армии Жизни. Я стою на страже. Мэри выпрямилась и принялась мерить шагами тротуар перед клиникой, четко, на каблуках, поворачивая у края лужайки. Она испытывала радость и гордость оттого, что несет солдатскую службу.
Когда они уже шли по коридору, Делавэр спросила у медсестры:
— А можно мне тоже туда войти? — Впрочем, она понимала, что сама все испортила, когда не пожелала ответить, сколько ей лет. Медсестра, не останавливаясь, вредным — накося-выкуси! — голосом бросила через плечо:
— Спроси у доктора.
Да что они все время долдонят, как детям: «подождите медсестру», «спроси у доктора»!
Доктор Рурке поздоровался с Делавэр как со старой знакомой:
— Привет, Делла! — И она тут же спросила у него, можно ли ей остаться с Шари. Но доктор спокойно объяснил, что руководство приняло решение не допускать родственников и прочих заинтересованных лиц в операционную во время процедуры. Шари тут же послушно выпустила руку Делавэр и широко ей улыбнулась. Шари доктор Рурке нравился, он был очень симпатичный, такой румяный, рыжеволосый, и она несколько раз говорила Делавэр, что он, похоже, «здорово соображает». Шари с готовностью последовала за медсестрой в другое помещение, отделенное какой-то странной, болтающейся туда-сюда дверью с двумя створками, а доктор Рурке остался в коридоре с Делавэр. — У нее все будет хорошо, — сказал он ей своим приятным голосом. Делавэр кивнула. И он пошутил: — Говорят, что вакуумный аборт не страшнее похода в парикмахерскую. — Она промолчала. Он подождал, когда она кивнет, и прибавил: — Знаешь, я ведь могу ей трубы перевязать. Это совсем не сложно, а она даже и не узнает, что с ней что-то сделали.
— В этом-то все и дело, — сказала Делавэр.
Он не понял.
— Она такие вещи отлично понимает, — пояснила Делавэр.
— Хорошо, я мог бы рассказать ей, в чем заключается перевязка труб. Чтобы она поняла и знала, что предохраняться ей больше не нужно. — Голос его звучал тепло, с настойчивой щедростью.
— А развязать их можно?
— Ей вообще не следует иметь детей, — твердо сказал он и больше ничего не прибавил.
— Она получила мозговую травму при рождении, — сказала Делавэр. Ей довольно часто приходилось это объяснять. — Так что это не наследственное, не генетическое. — И она, будучи сама живым тому подтверждением, посмотрела доктору Рурке прямо в глаза. И на лице у него, разумеется, тут же появилось сердитое выражение, как у Кевина Костнера, как у них у всех.