— Я видел, как ты разжигала костер, — говорит наездник.
Она встает и протягивает руки к коню, темно-гнедому с белой звездочкой, которая так и сияет в сумеречном свете. Она гладит мягкую морду и встает на цыпочки, чтобы почесать жеребца под вспотевшей челкой на лбу и за большими, нежными, подрагивающими ушами. Наездник улыбается. И легко соскакивает на землю, выпустив узду, как это делают ковбои. Конь, издав короткое ржание, стоит совершенно спокойно. О, она хорошо знает этого ковбоя, этого кентавра, этого любителя скакать без седла!
— Где ты катался? — спрашивает она, и он, улыбаясь, отвечает:
— По побережью Богемии.
Костер как раз занялся. Она подбрасывает в него толстую, покрытую корой ветку, которая сразу же вспыхивает. Они садятся по разные стороны от костра, чтобы видеть лица друг друга, освещенные дрожащим пламенем, от которого сумерки, похоже, совсем сгущаются и тьма обступает их со всех сторон.
— Нет, — говорит она, — не Богемии. Венгрии. Ты снова скакал верхом с этими мадьярами.
— Через все степи, — говорит он, и в голосе его, мягком и звучном, как всегда, слышится смех. — С ордами завоевателей. Они идут грабить Запад.
— И женщины следуют за ними с детьми, жеребятами, палатками и постелями…
— И разжигают костры. И мужчины поворачивают назад и возвращаются к этим кострам.
— И мой мужчина возвращается назад, ко мне и моему костру, — говорит она, и он делает какое-то незаметное движение, и она боком чувствует тепло его тела и его теплую руку у себя на плечах. Она поворачивается к нему, и он заключает ее в свои объятья. Его темноволосая голова склоняется над нею; следует долгий поцелуй, потом еще более долгий, еще более глубокий… Свет костра плетет у нее в ресницах паутину из маленьких радуг. Песок теплый и мягкий — их темная, бескрайняя постель, и волны, точно смятые простыни на ней, посверкивают белым в темноте.
Сонная, она смотрит прямо в небеса, на тень нашего мира, и видит Бегу; эта звезда летними ночами всегда сияет в зените. Чека колеса, замковый камень, блестящая чертежная кнопка, на которой и держится весь небосвод. Ну, здравствуй, шепчет она звезде. Блестки Млечного Пути еще почти не видны, в бирюзово-кобальтовом небе слабо светятся лишь четыре звезды созвездия Лебедя.
Песок все еще теплый, нагревшийся за долгий солнечный день, но не такой уж и мягкий. Полежав на нем, через некоторое время всегда вспоминаешь, что песок — это тот же камень. Она садится и долго смотрит в огонь, потом подбрасывает в костер топлива — пару длинных толстых веток, которые можно постепенно, по мере сгорания, подпихивать ближе к огню, и тогда костер будет гореть дольше. Мелкие веточки и сучки сразу ярко вспыхивают. Пляж теперь окутан тьмой, лишь, слабо светясь, колышется над волнами прибоя пелена тумана, и она, глядя на все это, представляет себе, как должен выглядеть ее костер оттуда, от самой воды: как теплая звезда, ласково мерцающая, земная. Ей хочется посмотреть самой, и она встает, потягивается и медленно идет к воде по мокрому песку. И не оглядывается до тех пор, пока не ощущает босыми ногами холод воды. Тогда она оборачивается и смотрит на костер, горящий под защитой дюн.