— Хватит! — сказал доктор, взял склянку, и она словно исчезла в его огромной руке. — Куда в отпуск едете? — неожиданно спросил он.
— Да ну, о чем вы! Время же идет, куда они увезли собак?
— Сердце глупого в доме веселья, а сердце мудрого в доме плача, в данном случае собачьего, — сказал доктор и аккуратно поставил склянку на стол. — Вы его в приемник отдали, а оттуда им одна дорога — в виварий. А их много. И я, к сожалению, помочь тут вам не смогу. Нет контактов с соседом, — он кивнул на стену, за которой сидел мой враг. — Попробуйте Веру Сергеевну упросить, у нее свои знакомства.
— Да нет, она какая-то… — начала я.
— Попробуйте, — мягко перебил меня доктор и вышел на крыльцо. — Вон дом крупноблочный, видите, третий этаж, квартира четырнадцать, и поторопитесь.
— Мам, а мам, поехали лучше домой, ну чего ты из-за этой собаки завелась, жарко, а ты поиски эти затеяла, папа нас ждет, поедем, — канючил Петька, поднимаясь за мной по лестнице.
Не отвечая, я нажала кнопку звонка на двери с номером четырнадцать, и тотчас в глубине квартиры раздался звонкий заливистый лай. Потом залаяли басом прямо под дверью.
— Отойди, я кому сказала, отойди! — Вера Сергеевна открыла дверь.
Была она все в том же крепдешиновом цветастом платье. Голова ее в белых бумажных папильотках напомнила мне отчего-то искусственный цветок на проволочном длинном стебле, что носила я всегда на демонстрацию в праздники.
— Увезли уже? — спросила она, не поздоровавшись.
— Да, — сказала я. — А где искать его теперь?
— «Искать, искать», спать надо поменьше, — тотчас рассердилась Вера Сергеевна и неожиданно дружелюбно позвала: — Да проходите! — Она попыталась ногой мягко отстранить черную коротконогую собачонку с седой острой мордочкой. — Пропусти, Туз!
Туз не двинулся; впившись в меня блестящими черными глазками, он молча чуть приподнимал с одной стороны седую губу, показывая мелкие белые клыки.
— Перешагивайте через него, упрям как бес, — Вера Сергеевна пошла по коридору.
С опаской косясь вниз, мы осторожно перешагнули через Туза.
Комната, в которую мы вошли, блистала той особенной стерильной и жесткой чистотой, какая бывает только у одиноких женщин. Но и сохранить чистоту эту было не очень сложно: вся мебель состояла из тахты, покрытой куском драпировочной ткани, нескладной этажерки в углу и дешевого трюмо светлого неполированного дерева. Стоя перед ним, Вера Сергеевна быстрыми точными движениями снимала с головы бумажки, крутые спирали негустых, крашенных перекисью волос, освобожденные, вздымались вверх, покачиваясь, и с каждым новым движением голова ее все больше походила на внутренность распотрошенного дивана.