Пашка повернулся и увидел, как у неё намокает кровью штанина.
Подполз на карачках, оторвал её руки от раны. На внутренней стороне бедра зияла жутковатая дыра.
— Суки! Ну, суки!
Бабка сняла свой рюкзачок, вытащила бинты, вату, бутылку перекиси. Отрезала ножом штанину, обработала рану.
Пашка сказал.
— Её надо в больницу.
— Нет тут больниц.
С той стороны крикнули.
— Эй, Бабка! Жива?!
Женщина ответила, не высовываясь из ямы:
— А что мне сделается?! Череп — ты что ли?!
— Ну, а кто же ещё так тебя любит?! Может, выйдешь — поговорим!
— Нет, друг мой, Череп! Ты нервный сегодня какой-то! Сразу стреляешь!
— Да ребята просто погорячились!
Пашка не унимался:
— Девчонку надо к врачу.
— Это ты им объясни, — спокойно кивнула Бабка в сторону другого берега.
Пашка огляделся. Да это же мусорная канава! Дожил! Сдохнуть на свалке! Очень весело.
Наплыла тоска и безнадёга.
* * *
Потом внезапно накатила злость.
— Сейчас я им объясню. Сейчас я им, сукам, всё объясню.
Подобрал свою сайгу, передёрнул затвор и приподнялся над краем канавы, пытаясь сквозь траву разглядеть противника.
Здоровенный мужик, с пулемётом «Печенег» на пузе, стоял не скрываясь. Остальные заняли позиции для стрельбы. Крупнокалиберный пулемёт в пикапе смотрел точно на Пашку.
Замелькали мысли.
— Первым делом надо снимать этого пулемётчика. Потом бугая, раз он главный. Потом того, что высунулся из газели. Потом… Потом посмотрим.
Дугин отодвинулся от края канавы, присел на корточки, одна нога под задницей, другая — чуть впереди.
— Ну что там, — спросил крепыш.
— Человек десять. Не больше.
— Нам за глаза хватит сдохнуть, — откомментировала Бабка, — там крупный калибр.
Пашка прижал приклад к плечу, направив ствол в стенку ямы.
— Силён мужик, — поёрничал крепкий. — Он их сейчас прямо через грунт мочить будет.
С той стороны опять заревел «главный» этой шайки.
— Эй! Любимая! Ну, ты надумала что-то?! Или как?!
Пашка выдохнул, резко вскочил, и в прицел, очень удачно, попала голова пулемётчика в пикапе. Карабин сухо рявкнул. Вторая пуля пошла в голову оратора — переговорщика. Третья в сторону амбразуры на газели.
Три выстрела прозвучали почти как автоматная очередь. И Пашка сразу же присел.
С того берега загрохотало. В яму посыпались комья выбитой земли и срезанная трава. Завыли рикошеты.
А Пашка уже мчался, пригнувшись, вдоль канавы в сторону кустов на левом краю, метрах в десяти. По дороге бормотал:
— Нихрена себе я обновил карабинчик.
Присев точно так же на новой позиции, он снова выскочил как суслик из норы и выстрелил два раза. Один — в лежащего на песке стрелка, с каким-то странным автоматом, а второй в парня, выглядывающего из-за пикапа. Оба раза попал.