В это время мама пошла работать на мебельную фабрику. Вначале она хотела на фрезерный станок, на котором прежде работал Гриша, но дело у неё почему-то не пошло, может быть, просто не хватало сил ворочать шаблоны, поэтому она стала в этом цехе уборщицей. Каждый день она приносила мешок стружек, и мы ими топили железную печку внизу. Топливо это было плохое — стружки быстро прогорали, а тепла с них — кот наплакал. Иногда даже не успевала свариться картошка. А Кирьяковы совсем не топили свою печь, правда, от нас всё тепло поднималось к ним.
Однажды мама принесла с фабрики толстую берёзовую чурку, чтобы положить её в печь. Однако мне жалко было тратить её на такое дело — из неё мог получиться отличный линкор. Мы с Серёгой выпросили её у мамы и, не теряя времени, принялись за работу. В ход пошёл отцов инструмент, который мама перенесла из избушки домой. Корпус корабля получается сразу, хуже обстояло дело со всякими палубными надстройками. Нужно было где-то раздобыть хорошую картинку линкора, чтобы всё было как у настоящего корабля. Вот из-за картинки-то строительство приостановилось.
На нашей фабрике к этому времени произошли большие изменения — открылся «спеццех» — там стали делать ложи для автоматов, а в остальных цехах тоже теперь изготавливали новую продукцию — лыжи для наших войск. Поговаривали даже, что вся наша фабрика станет военным заводом, но почему-то этого не сделали.
После смерти Гриши мама вдруг как-то постарела — появились седые волосы и стали трястись руки. Она решила продать Гришины вещи и купить машину угля. Нам с Нюрой такой план не понравился — не верилось, что Гриша никогда не вернётся и его вещи ему уже не понадобятся. Всё же мы отправились на «барахолку». Я помог донести вещи: выходной костюм Гриши, его валенки, старые брюки, шапку из кроличьего меха и романовский полушубок. Нюра всё это «добро» разложила на столе. Я ходил грелся, а она стояла и мёрзла. Торговля у неё пошла не очень-то бойко. Точнее сказать, почти не сдвинулась с места. Нюра оказалась никудышным продавцом — ни на одну вещь не хотела сбавить цену. Сколько сказала мама, на том она и стояла, а за такую цену никто не брал. В общем, продали только валенки. Когда уже темнело, совсем продрогшие, вернулись домой. Мы думали, мама будет нас упрекать, но она неожиданно сказала:
— Вот и хорошо, что не продали…
Значит, и неё была мысль, что Гриша ещё вернётся. Ведь бывают же ошибки.
Это всё было до Кирьяковых, а когда приехала Лариса Антоновна с детьми, мама стала говорить им совсем другое:
— Берите всё… Если Гриша придёт — наживём. Мы не безрукие…