– Просто… – говорит Кью, шумно всхлипывая. – Просто я не понимаю, что все это, блин, значит. Живешь, работаешь, умираешь… Ругаешься со старыми друзьями, и на следующий день вы будто снова друг другу чужие… Что Вселенная хочет этим нам сказать?
– Понимаю тебя.
Он делает вид, что поправляет очки, хотя на самом деле я вижу, что он закрывает глаза ладонью.
– И нас ждет то же самое?
– Эй! – резко говорю я. – Ни за что! Даже не думай!
Кью моргает, глядя на ряды личных ящичков, на блестящий линолеум, на двери.
– Я буду скучать по этому адскому дурдому, – говорит Кью. – Моя мама сказала, что сегодня пришел последний конверт.
– У меня тоже последний пришел. Мама сложила все конверты в Большой Мешок.
Кью бросает на меня взгляд:
– Она правда так сделала?
– Конечно.
– И мама Джо тоже так делает?
Я киваю:
– Ну да. Все письма уже в мешке.
– И ты даже не заглядывал.
– Блин, никто ничего не знает!
Кью роняет голову на мое плечо:
– Я люблю тебя, чувак.
– И я тебя люблю, дружище.
– Мне так жаль твоего отца…
Я поднимаю руку, чтобы жестом остановить его.
– Что сказал один пирожок другому, когда гнался за ним?
– Чего?
– Я – с яйцами!
– Что-что?
Я смотрю Кью прямо в глаза:
– Что сказал один пирожок другому, когда гнался за ним?
Он смотрит мне в глаза. Его радужная оболочка такая темная, что сливается со зрачком.
– Я – с яйцами, – повторяю я.
– Пха-ха-ха-ха-ха! – взрывается он. – Опхи-хи-хи-хи!
– Ну ты и ржешь! – говорю я.
* * *
За час до окончания занятий мы с Джо тайком убегаем в древнюю Consta, чтобы выяснить, сколько раз мы успеем поцеловаться до тех пор, пока придет Кью.
– Пойдем в субботу в парк развлечений? – неожиданно предлагаю я. Джо улыбается, но ее ответ не радует. – Не могу. У меня Сборище. Мои брови ползут вверх от удивления. – Да ладно? Она пожимает плечами: – Только Кимы и Чанги.
– Так это правда, – говорю я. – Все выбрали себе сторону. Теперь Джо поднимает брови. – У меня Сборище в воскресенье, – объясняю я. – Будут только Лимы.
– Ого! – с грустью говорит Джо.
– Да к черту их всех, – говорю я и целую мою прекрасную девушку Джо. Но такое чувство, что я поцеловал кусок окорока.
– Что‐то не так? – спрашиваю я.
– Не знаю, – отвечает она.
Я смотрю на нее. Она пальцем рисует на своем бедре круг.
– Вот это мы. И у нас все супер, а за пределами этого круга одно дерьмо. Там все полный отстой. И из‐за этого я чувствую себя грязной и липкой.
– Словно деревья, покрытые липкой смолой, – бормочу я.
– Что?
– Я сказал: «Я тоже».
Я накрываю ладонью нарисованный ею круг, а потом кладу ее ладонь поверх моей.
– Давай с тобой договоримся: это дерьмо нас не касается, – предлагаю я.