Страсть под турецким небом (Хильт) - страница 67

У меня не было денег даже на маршрутку, поэтому родителей мы навещали раз в неделю и очень радовались, когда папа Эмин отвозил нас домой на машине. У них был модный голубой двухдверный кабриолет, в Анталии ездить на машине с открытой крышей – сплошное удовольствие, даже осенью. Дожди там обычно по вечерам, да и не особо продолжительные. Алту встроил в их «Ситроен» специальный баллон для «натурального газа» (альтернативное топливо), чтобы заправлять его было дешевле.

Помню, как я ходила в магазин, когда в кармане лежало всего 30 курушей (примерно 20 копеек). О нашем бедственном положении никто не знал: Алту был слишком гордый, а мне было стыдно признаться, что мой кошмарный сон стал явью.

Я думаю, у каждой из нас есть такие вещи и обстоятельства, которых ты боишься больше всего в жизни. Моим страхом всегда была бедность. Даже не сама бедность, а безденежье, отсутствие какой-то свободы, жизнь от зарплаты до зарплаты, когда ее катастрофически не хватает. Не знаю, почему, но с самого детства я боялась именно этого. Когда мне на какие-то праздники дарили конфеты или деньги, я никогда их не ела и ничего себе не покупала – все патологически прятала, говорила маме, что «на черный день». И вот, кажется, черный день настал, да еще и привел за собой товарищей.

Своим родителям я об этом тоже не говорила. Да и как я могла признать, что так облажалась? Надо сказать, у меня еще теплилась надежда, что все изменится и из очередного отеля мне позвонят.

В то время я тренировалась в небольшом спортзале около нашего дома. Ходила я туда бесплатно, потому что это была практика от университета. Так вот в том зале ко мне настойчиво клеился тренер, и кольцо на безымянном пальце его не смущало. Каждый раз, когда я вставала на беговую дорожку, он просто подходил ко мне и садился на уши на ближайшие полчаса.

– Наааа, Гюзелим («красавица моя»), снова сегодня работаешь над своей фигурой? Сколько можно бегать? Давай лучше поприседаем, я тебя подстрахую? – нагло улыбаясь и подмигивая, выдавал он, облокотившись на стекло напротив тренажера.

Я могла ему не отвечать, игнорировать, просить отойти – ничего не помогало. Он был довольно симпатичным, накачанным молодым человеком. Трехдневная щетина и хитрый прищур давали понять, что он местный сердцеед, но мне было на него абсолютно фиолетово. В тот период я вообще не воспринимала мужчин. Никаких. Если бы ко мне подошел Брэд Питт и пригласил на свидание, я бы его продинамила. Все мои мысли были только об Алту, и даже ловить на себе взгляды других мне казалось чем-то отвратительным. Думаю, в жизни каждой женщины был такой период – других мужчин словно не существует, свет сходится клином на одном-единственном. Что послужило такому восприятию, я не могу сказать наверняка. Думаю, что увольнение Алту из анимации. Я понимала, насколько сложно ему дался этот шаг, что сделан он был ради меня, и мой мозг автоматом замкнулся на этой жертвенности, что ли. Как будто произошло короткое замыкание, которое бесконечно выдавало «ради меня он пошел на это», и оно замыкало меня на нем.