Джейн тепло и с искренней радостью поздравила его. Но если Эдвард предполагал, что она собирается вступить с Нан в доверительные отношения двух будущих мам и предаваться с ней милым беседам, то сильно ошибался. Они стали бы ссориться по поводу каждой мелочи, относящейся к процессу вынашивания и взращивания ребенка. Нан всегда нужно настоять на своем, и Джейн не собиралась мириться с этим.
Однако Эдварда заботило нечто более серьезное.
– Джейн, это соперничество с Сурреем. Оно не только из-за Нан. Я за реформы, а Говарды – убежденные католики и числят себя защитниками старой веры, к тому же стремятся главенствовать при дворе. Разумеется, они этого не добьются, но попыток не прекратят. Будь осторожна.
– На меня они не могут пожаловаться. Я тоже за старую веру.
– Ты из семьи Сеймур, сестрица. Одного этого достаточно.
Стояла теплая погода, но Генрих не мог наслаждаться ею. Проблема с ногой снова обострилась, теперь воспаление перекинулось на вторую голень. Он ходил, хромая, с бинтами под гольфами и очень жалел себя.
– В следующем месяце я собирался поехать на север, чтобы привести в благоговейный страх и трепет тех, кто посмел восставать против меня, – сказал он Джейн, когда они вместе наблюдали за партией в теннис: Суррей разносил сэра Томаса Уайетта. – Но буду честен с вами: из-за ног врачи посоветовали мне не ездить далеко в жару.
– Мне очень жаль вас, Генрих, – тихо проговорила она. – Сильно болит?
– Очень, – признался король.
Лучше не становилось. На следующий день король остался в своих покоях. Джейн сидела с ним и с тревогой смотрела, как врачи пробуют одно за другим разные лечебные средства и ставят припарки, которые Генрих изобрел сам. Процедуры он переносил плохо, даже покрикивал на врачей, когда ему становилось больно.
– Почему бы не попробовать травяные ванны? – предложила Джейн. – Говорят, они бывают очень эффективными.
Генрих прислушался к ее совету, но пользы это не принесло. Неспособность заниматься делами и боль подавляли его и делали раздражительным. Как король он не мог допустить, чтобы его считали потерявшим хватку, и Джейн понимала, как тяготит его, мужчину, который всегда вел очень активную жизнь, эта беспомощность. К тому же Генрих был брезглив и находил свое состояние отвратительным и унижающим достоинство. Совсем отчаявшись, Джейн позвала королевского шута Уилла Сомерса, не без оснований полагая, что если кто-то и может поднять настроение ее супругу, то это он. Сомерс был добряком, ненавязчиво и постоянно присутствовал в жизни своего господина, и только ему было позволено откровенно говорить с королем. Иногда Джейн казалось, что шут – единственный настоящий друг Генриха. Все чего-то домогались от короля. Сомерс был не такой.