Однако публика на этом пиру была ещё интересней. Кого тут только не было! Меряясь кто больше выпьет, глушили вино буквально бочками полулюди-полуживотные — кентавры схлестнулись против сатиров и на спор опустошали многолитровые емкости одним залпом сопровождая всё это действо рёвом, свистом и стуком приборов о столешницу. Были там и гиганты, всех сортов и видов: горящие, точно бы магма в чреве земном, воссидали аккурат напротив ледяных, чьего одного присутствия хватало на то, чтобы всё вокруг покрылось инием. Парни затеяли армрестлинг, а здоровенный чешуйчатый демон следил за честностью состязания. Не обращая внимание на шумных соседей спорили о чём-то своём седовласый старец с длинной бородой, кольцами покоящийся у его ног и безусый юнец, который с пеной у рта чего-то доказывал деду. В другой компании собрались явные рачители природы — дымили курительными трубками и с блаженным выражением на лицах наблюдали за пьяной дракой кряжестого гнома с несколькими троллями, в то время как атлетически сложенный юноша, в набедренной повязке, недвусмысленно заигрывал с подвыпившими дамами бальзаковского возраста, разодетых словно собрались на бал к королю Людовику четырнадцатому. Присутствовали на этом празднике жизни ещё многие и многие ЛИЧНОСТИ, как похожие на людей, так и те, кто не имел ничего общего с человеческой внешностью и почти все они пребывали в неком кураже. Шум-гам и жуткая какофония Постоянно кто-то с кем-то разговаривал, кто-то кому-то что-то доказывал, пили на брудершафт, или же, разгорячённые напитками, переворачивали столы, чтобы, под хохот публики, закатить драку. Сколь же безудержна эта стихия… Сколь же много в ней силы… — страсть, похоть, обжорство, пьянство, азартные игры, жульничество — этот пир был жуткого рода вакханалией.
Отдельным рядом стоял иной стол — стол Владыки. Там то и происходило наиболее приличное и интересное оживление: стайка божественно прекрасных девиц-девственниц в полупрозрачных одеяниях кружили в завораживающем взор танце посылая своему владыке горячие взгляды полные обожания.
Хозяин ужина — средних лет мужчина, крупного телосложения, с длинными светлыми волосами и мощной бородой, сально поглядывал на танцовщиц своими ярко-голубыми глазами, цвета айсберга на рассветных сумерках. Одетый в сочный пурпур с золотым орнаментом — судя по виду, неимоверно дорогой смокинг отлично сочетался с чёрного цвета рубашкой верхние пуговицы которой были немного растёгнуты — ровно на столько, сколько требовалось чтобы подчеркнуть накачанную, крепкую грудь, походившую своей монументальностью на отлитый чугун. Он был дьявольски красив и невероятно обаятелен, со своей тёплой улыбкой, немного напоминающую отческую. Попивая вино из золотой чаши, он довольно похотливо водил глазами по танцовщицам, не решаясь, тем не менее, задерживать взгляд на какой-то одной, потому как слева, прижавшись к нему телом, сидела Госпожа вечера — Хозяйка.