* * *
Арбок Перч вместе со своим отрядом добрался до высей Тайка и там, в горах, раскинул лагерь.
Дав людям немного отдышаться, он приказал воинам построиться на лесной поляне и, стоя перед шеренгой, мрачный, вооруженный, точно к бою готовый, произнес:
— Вы были свидетелями того, как я отказался от должности властителя Нерика, предложенной мне царем Каранни. Были?
— Да, свидетели!..
Арбок Перч рванул серьгу из уха — подарок Каранни — и бросил в кусты.
— Отказываюсь и от этого дара царя. Сейчас, когда мы сами себе властители, я спрашиваю вас, свободные люди, хотите вы впредь оставаться со мной?
— Хотим, хотим! — ответили все хором.
Ерес Эпит, которая была единственной женщиной в отряде мятежников, с гордостью взирала на своего супруга и испытывала к нему все большую и большую преданность и любовь. Только теперь, только с ним она вдруг поняла, что всю жизнь боялась лишь богов и царей…
Места тут, в Тайке, хорошие. С вершин просматривается весь горизонт. Воды много, леса богатые. И становище надежно укрыто в их чаще от недоброго глаза и слуха.
Минул первый день, затем еще и еще.
Арбок Перча почему-то тревожила безмерная кротость и нежность Ерес Эпит.
— Может, тебе горько здесь, на чужбине, жена моя? Может, нежеланный я? Если так, только скажи, я готов сам доставить тебя в дом твоего отца, дать тебе свободу! Нет для человека ничего более святого, чем свобода.
Ерес Эпит кинулась ему на шею:
— Я счастлива с тобой, Арбок Перч! Боги тому свидетели!
— Счастье — это игра богов. Нам, смертным, оно перепадает редко. Да и то порой лишь для того, чтоб обернуться бедою. Человек — сам себе бог и собою держится в мире.
Ерес Эпит погладила ему руки.
— О Арбок Перч, супруг мой, ты удивительный, необыкновенный человек.
Она обернула свои длинные косы вокруг его шеи, как ожерелье, и, нежно ластясь, сказала:
— Я осмелюсь спросить у тебя: разве нельзя жить свободным и независимым?
— Как тебя понимать?
Ерес Эпит, видно, не знала, как выразить то, что занимало ее мысли. Она не робела, нет. Просто не находила слов.
— Вот ты восстаешь против богов, против царей. Так ведь?
— В этом смысл моей жизни.
— Выходит, этим ты связываешь себя с ними, снова сковываешь цепями свою свободу. Выходит… Нет, не могу я никак выразить. Понимаешь, мне ясно одно: вот ты отказался служить царю, но свободы у тебя все равно нет, ты связан враждою с недругами, зависим от этой вражды, от их воли и действий?..
О боги, о чем вещают эти нежные уста, созданные для жарких лобзаний!..
— Человек извечно в оковах, — продолжала Ерес Эпит. — Да, да, в оковах. Причем по своей воле, сам их на себя надевает. А вот мне хотелось бы жить по-настоящему свободной, как птица, как звери в священную пору любви. Но пойми, любимый, это невозможно. И желаемое тобой тоже невозможно. Как найти то, чего нет, чего не может быть? Человек от рождения обречен быть рабом оков, не всегда видимых, но извечных для каждого. И хлеб и вода, их добывание — тоже оковы. Нету и не может быть для человека полной свободы и независимости. Нету…