— Девушку, мною подаренную, держишь при себе?
Верховный военачальник вздохнул, лукаво усмехнулся и промолвил:
— Что тебе сказать, мой повелитель. Старый конь тоже жует ячмень.
Оба засмеялись. Дочь Миная закрыла ладошками уши, чтобы ничего не слышать.
— Ты сказал, «если забраться на вершину горы Нпат», Каш Бихуни. А зачем туда забираться?
— Там древнее обиталище армянских богов. Говорят, что рай был именно там.
— И ты этому веришь?
— Так утверждают наши жрецы.
— И если мы туда взберемся, попадем в рай?
— Не знаю, не бывал там.
Каранни потрепал по щеке дочь Миная и сказал:
— Наш рай, старик, вот это море, эта дочь Миная, тело которой такое нежное и горячее. И вот этот огонь, и этот клочок нашей земли, на которой мы сейчас сидим. Не ищи иного рая, Каш Бихуни.
Рыбак положил зажаренную рыбу на ячменную лепешку и подал престолонаследнику. Каранни с большим аппетитом принялся за еду.
— Ты бывал на вершине Нпарта? — спросил он у рыбака.
— Не доводилось, царь мой, не взыщи.
— Говорят, там находится рай. Веришь этому?
— Как верить тому, чего сам не видел, божественный? Прости раба своего!
Каранни схватил Каш Бихуни за бороду.
— Этот рыбак умнее тебя, господин верховный военачальник.
Каш Бихуни почувствовал боль и сердито глянул на рыбака.
— А рыба у тебя отменная, — пробурчал он. — У меня тоже вопрос к тебе: а в Егемаис-Еране ты бывал?
— Бывал, — земно поклонился рыбак. Он отвечал на вопросы с опаской, не переспрашивая, если и не все понимал. — Из тех краев к нам сюда, к морю, иногда забредают львы и тигры.
— И еще кто? — улыбаясь, спросил престолонаследник. Ему доставляло удовольствие общение с этим молодым рыбаком. Он словно бы ощущал в нем всю силу и чистоту моря.
— Приходят оттуда и полудикие люди. Скот у нас крадут. Все оружие у них — камень да палка.
Каранни ужасно захотелось побывать в тех загадочных местах, но не теперь. Потом как-нибудь. Сейчас перед ним маячила тень Мурсилисова посла. Все на забывалось, как заносчиво он держался. Жаль, сразу на ум не пришло: надо было не о камень разбить таблички с письмом Мурсилиса, а о голову его посла.
Над морем вдруг навис туман. День склонялся к вечеру. Каранни поспешил к себе в шатер. Там горел медный светильник. На подушках, скрестив ноги, с видом пугливой овечки сидела дочь Миная, окутанная нежно-прозрачным покрывалом и намасленная благовониями. Прислуживающая ей жрица начертала на глиняной дощечке какие-то линии и узоры и сунула под подушку, затем вынула из-за пазухи малюсенькую — с мизинец, — тоже глиняную фигурку, положила ее у светильника и, шаркая ногами, вышла вон.