Глядя на Корделию, горделивую, уверенную в себе, многие наверняка думали, что эта-то красавица заткнет за пояс если не любую в зале, то уж точно многих. А меня — адептку, за которой закрепился статус тихони, — и подавно.
— Красотка, покажи, на что ты способна!
— Оставь ее без платья, Кор!
Со всех сторон слышались одобрительные выкрики.
Зазвучали первые гитарные аккорды, и Корделия, поймав ритм, чуть подняла подол платья одной рукой, чтобы ее ноги были видны до колен. Перестук каблуков легко влился в музыку.
Чисто. Технично. И без души. Так, словно Корделия брала уроки у какого-нибудь учителя танцев, а потом, как прилежная ученица, демонстрировала усвоенный материал: вот тут должен быть поворот, вот через столько счетов наклон корпуса, а в конце откинуть голову и взмахнуть рукой.
Закончилась ее партия. Я почувствовала на себе еще один насмешливый взгляд блондинки.
Быстро убрав пятно от пунша с платья заклинанием чистки, я приготовилась. Подол задирать мне было не нужно: юбка и так была всего лишь чуть ниже колен. Зато обе руки оказались свободны.
Я не танцевала фальме, казалось, целую вечность. Лет семь — так точно. После того, как четвертая жена дяди Сабина покинула наш дом. Мачеха была танцовщицей. Моррис встретил ее в каком-то кабаке, где она дробью своих каблуков походя разбивала сердца. Ветреная роковая красавица, у которой не было ничего и никого. Хотя насчет «никого» я погорячилась. Имелся призрак Йоко, коего она благополучно оставила у нас, бросив дядю.
Но те два года, что Сабина жила в семействе Росс, запомнились мне экспрессивными выяснениями отношений, битьем статуй в невообразимых количествах и бурными раскаяниями Морриса. Мачеха была огнем, факелом, который тухнет от рутины. Она обожала танцевать. Страстно. Поэтому дядя даже комнату, где до этого была библиотека, переделал под танцкласс для Сабины.
А я… Я, тринадцатилетняя, не могла удержаться, чтобы туда не заглянуть. Тай было семь, и мы с кузиной на пару сначала глазели в дверную щель на то, как в движениях, ударах ладоней, поворотах головы рождается фальме. Но однажды Сабина заметила нас и… не прогнала, а решила, что теперь у нее будут две ученицы.
Она не была нам матерью. И не стремилась ею быть. Но отдавала то ценное, что у нее было, — свое время. Мачеха читала с трудом, писала и того хуже, зато умела пленять. Своей красотой. Танцем. Отношением к жизни. И учила этому нас. Именно от нее я узнала, в чем секрет фальме.
А вот Корделию в эту тайну паркетный учитель танцев посвятить не мог. Наверное, потому что сам не знал ее.