Болтая о ерунде, мы вышли из университета. Вечер был на удивление теплым, разговор — легким, а мороженое, которое Вир купил мне у уличной лоточницы, — вкусным. Правда, лакомство из холодильного ларя оказалось слегка подтаявшим. Видимо, заклинание заморозки доживало свои последние минуты, а то и вовсе закончилось.
Сливки так и норовили удрать из рожка, и приходилось изощряться, чтобы их побег не увенчался успехом. Беглецов я поймала, но испачкалась сама. Вир, чуть наклонившись ко мне, провел пальцем по щеке:
— У тебя тут капля осталась… И еще тут…
Он наклонился чуть ближе. Его губы коснулись моих.
Поцелуй, неожиданный, с привкусом ванили… Он был нежным, пленяющим. Вир развернул меня к себе, обнял, словно защищая от всего мира, согревая в объятиях. Его язык дотронулся до моих губ, приоткрывая их, проникая, исследуя, лаская. Рука альва поднялась чуть выше, скользнула по шее, и его пальцы оказались на моем затылке, зарылись в волосы.
Эти прикосновения, поцелуи заставляли меня забыть, кто я, где. Они искушали, обещали. Я плавилась, растворялась в новых невероятных ощущениях, чувствуя себя весенним ветром. Хотелось касаться. Дотрагиваться до его кожи пальцами, до его губ — губами, слышать, как бешено бьется его сердце под моей ладонью. А еще мне почему-то показалось, что Вир сдерживается.
В какой миг мне этого стало мало? Не знаю. Мужской запах, в котором были едва уловимые ноты сандала, кружил голову, заставляя быть смелее, даря жажду и дрожь предвкушения.
Я укусила Вира за нижнюю губу, дразня, играя. Он хрипло выдохнул, прижимая меня к себе. Сильнее. Ближе. Так, что я смогла почувствовать под одеждой стальные мышцы его поджарого тела.
Он с трудом оторвался от моих губ. В его глазах было столько страсти, огня, что я забыла, как дышать. Всего миг, и Вир смежил веки, прислонив свой лоб к моему.
А я вдруг осознала, что мы стоим посреди улицы так близко, что невинность нашего поцелуя под большим вопросом. Под очень большим вопросом. Щеки начал заливать румянец.
Вир, словно поняв причину моего смущения, чуть отстранился, все еще продолжая удерживать меня за талию.
— Нари, ты прекрасна. Невозможно прекрасна.
— И все? — Я, стараясь загнать подальше смущение, решила перевести все в шутку.
— А еще удивительная, чудесная и… — Вир зажал амулет и произнес на едином имперском, старательно выговаривая каждое слово: — Ты мне нравишься. Очень.
— Я догадалась после твоего намека.
— Какого? — Альв отнял руку от переводчика.
— Когда ты меня поцеловал.
— Это было только что, — серьезно и как-то озадаченно возразил Вир.