— Пшеница! — И идет к чурбаку с котелком.
Горит костер, хлопья пепла пританцовывают над пламенем, котелок наполовину пуст, сытые Егор и Витя благодушествуют на телогрейках. Темнота все туже и туже опоясывает костер, смутен и страшноват становится лес — самое время вспомнить что-нибудь веселое:
— Помнишь, Вить, как Генка Комаров физику сдавал? Извините, говорит, н-н-о я от-т-т рожде-дения з-з-аика — помнишь? Старик перепугался, говорит, лучше в письменном виде отвечайте. Н-н-нет, я п-привык устно…
Оба хохочут, перебивая друг друга:
— От-от-крытие к-к-вантов…
— Так что же с открытием квантов?
— Н-не м-мешайте… От-т-крытие к-квантов…
— Гм, гм. Вы хотите сказать…
— Н-не хочу. К-как я н-неодн-нократно п-повторял: от-т-открытие к-квантов…
— И ведь пятерка, пятерка! — вытирает глаза Витя.
Устав хохотать, долго молчат. Егор подбрасывает огромную, досиза высохшую лапу — костер разражается радостной, гулкой стрельбой.
— Вот, Витя. Умницы мы, что поехали…
— Да-а…
Они смотрят друг на друга и под воздействием ночи, сближающего света костра готовы к лирическим излияниям, к сумасбродным признаниям, вроде: «Ты, Витя, на меня всегда рассчитывай», «Ты на меня тоже, Егор. Я для тебя что хочешь…», после которых утром неловко встречаться глазами.
Витя говорит:
— А письмо это, Егор…
— Нет, нет, ну его к черту. Давай не портить вечер.
— Подожди, Егор. Ты должен знать. Это я написал…
Они враз привстают и, точно не решаясь выпрямиться, замирают в странных позах: скрюченные спины, опущенные головы — вот-вот земные поклоны начнут бить. Меж ними весело гудящее пламя, красная рябь проскальзывает по плечам, лицам; на багровых Егоровых руках, упертых в колени, кажется, сию минуту лопнут вены.
— Почему? — сдавленно, тихо, сдерживая дрожь, спрашивает он.
— Это долго, но могу объяснить. — Витя для чего-то снимает кепку, с силой мнет козырек, прикрывает глаза. — Извинения здесь бессмысленны, но…
— Не надо. Молчи, — шепчет Егор, встает, медленно, неверно идет от костра, гигантская изломанная тень опережает его, слабеет, размывается и тонет в лесной тьме.
— Егор, останься, — просит Витя. — Вернись же.
Тот не отвечает и вслед за тенью исчезает в тайге. Тупая бешеная боль: «За что?! За что?!» — заставляет его бежать. Он бежит, задыхаясь, не вытирая слез. Сзади грохочет выстрел, Егор спотыкается, вонзается лицом в мокрую холодную траву, не веря, ужасаясь: «Неужели в меня?! Но я не хочу, не хочу!» Оглушительный, звенящий стук в висках — никогда в жизни так безжалостно-ясно не понимал он, как страшно быть мертвым. Совсем не быть! Нет, жить, жить! Он поднимается на колени, лицо в слезах и росе. Не слыша себя, Егор шепчет странные слова.