А вот бумажник подобный…
Бумажник князь открыл, вытащил пачку ассигнаций. Вновь хмыкнул, пересчитав, и сунул обратно.
— Неплохо…
— А это…
— «Киборъ», — князь повернул бумажник спинкой и указал на круглое клеймо, выжженное на коже. — Достойная фирма. Дорогая… интересно, у кого стащил.
— А может, он… купил?
— Антипка? Бумажник за сорок злотней? Нет, он — натура сквалыжная, даже баб обихаживая жался… хотя… может, подарили? Да… похоже на то… воровством он прежде не пробавлялся, а это такое умение, что с возрастом само не приходит. И кошелечек из той же коллекции…
— Зачем?
Этого Катарина не понимала. К чему кошель, если есть бумажник? Сорок пять злотней… это, если в талеры перевести… ей выдали суточные… десять талеров… и если один к одному, но она подозревала, что один к одному сменять не выйдет, а как выйдет…
— В бумажнике монеты хранить неудобно, — князь потянул за шнурочек. — Кстати, можно считать, что нам повезло…
— В чем?
— «Киборъ» свои вещички нумерует. И списки ведет. И по спискам несложно, думаю, будет узнать, кто этот кошелечек приобрел…
…монеты выкатились на стол.
Закружились мелкие медяшки, прыснули в разные стороны, но были остановлены суровой княжеской дланью. Крутанулась и легла на бок серебряная монета, а вот золотая на ребре зависла, блеснула заманчиво, будто подмигнула.
— Не трогайте, — Катарина шлепнула князя по руке, которая уже потянулась было к монете. — Вас вообще чему учили?
— Чему надо, тому и учили, — проворчал он, руку за спину убирая.
И глянул так, обиженно.
— Например, учили коллег по рукам не бить…
Можно подумать, она его сильно… так, легонько… дядя Петер вот вообще линейкой работал… линейкой в пальцы наука входила быстро. И крепко.
— Извините, — все же сказала Катарина, хотя угрызений совести не испытывала. — Но в подобных делах вещи потерпевшего трогать не стоит.
…и она была права.
Тысячу раз права.
Расслабился, Себастьянушка, разленился в креслице воеводском, том самом, которое с золотыми гвоздиками. Евстафий Елисеевич, будь он тут, по рукам бы дал покрепче, а после и носом бы долго по столу елозил, приговариваючи: не трожь улики вещественные, целее будешь.
Ну и улики, само собою.
Стыдно.
Тысячу раз стыдно. Хоть ты под пол провались. Себастьян на пол глянул, убеждаясь, что при всем желании провалиться не выйдет. Да может, оно и к лучшему, кто знает, что там, под полом…
Нимфочки улыбались.
Очаровательно.
Фавны корчили рожи, мол, опростоволосился, дружок, да перед девицей, старшим следователем из Хольма… и что о тебе в том Хольме говорить станут?
— А с чего, собственно говоря, вы решили, что именно монета… проклята? — Себастьян почесал мизинец, который вдруг раззуделся ни с того, ни с сего.