Этот возглас прервал весьма душевную историю Ольгерды о тяготах жизни начинающей актрисы, где она преодолевала с немалым мужеством и самоотверженностью. И главное, почти все рассказанное было правдой. Разве что кое-какие несущественные мелочи опустила… а он не слушает.
Ольгерда обернулась.
Правда, первой увидела не хольмку, но Себастьяна…
…выходит, не соврала тетушка.
С чисто женским злорадством Ольгерда разглядывала нынешнюю спутницу Себастьяна, отмечая, что одета та убого, если не сказать вовсе — уродливо.
Конечно, юбки коротковаты, но… в этом что-то есть.
Если не из серой скучной ткани сделать. И скроены-то кривовато, вон, заломы на бедрах появились. Но вот взять, скажем, бархат… или нет, лучше тафту двуцветную, отрез которой модистка давече показывала, ту, винного колеру, да с медным отливом. По низу пустить кружево широкой волной. Чулочки черные.
Плотные.
Никаких пошлостей, вроде сетки, но и телесный цвет нехорош. Кажется, будто у девки ноги голые. Вон, Порфирий Витюльдович в ноги эти вперился, глаза маслянистыми сделали… мужик, что с него возьмешь. Примитивное создание…
…решено, юбка с кружевом.
И нижняя, чтоб верхняя пышней гляделась.
Кушак, талию подчеркнуть. Гишпанская блуза с шитьем на рукавах и манжетами широкими. Корсаж черный, роковой со шнуровкой… или слишком вызывающе будет? Нет, вместе с юбкою перебор… значит, блуза. Жакет приталенный, такой, как она в последнем выпуске «Модъ» видела, чтоб о пуговицах в два ряда и с лацканами.
…на этой тоже жакетик. Иржина-заступница, той портнихе, которая его шила, руки поотрывать надобно. На спине горб будто вздулся, подмышками морщит, на груди тянет. И когда жакетик девка сняла, Ольгерда едва не рассмеялась.
Кто теперь подобные серые рубахи вообще носит? Это же… это даже не убожество, это много хуже.
А голова?
Что у нее с волосами?
Шляпка… Ольгерда скорее корзину для мусора на голову бы надела, чем это вот… и лицо… помилуй Иржина! И тетушка полагает, будто у этого, простите боги, существа, которое и язык-то не повернется женщиной назвать, есть шансы против Ольгерды?
— О, это мой старый знакомый, — пропела она, изнывая от желания подойти. И Порфирий Витюльдович со своим любопытством не обманул ожиданий.
— Представите?
— С превеликим моим удовольствием, — Ольгерда дождалась, когда купец встанет. У него все же хватило воспитания и такта подать руку…
…а все же жаль, что перчатки пришлось снять. Вряд ли, конечно, это серое убожище оценит, но… как все красивые женщины, уверенные в силе собственной красоты, Ольгерда испытывала по отношению к прочим смешанные чувства: и жалость, и легкую брезгливость, и недоумение — как вышло, что эта особа, чей облик оскорбителен взгляду, вовсе оказалась в ресторации.