Шеркей начал разбирать пол и выносить доски во двор. У самого порога вместо доски лежала старая дверь. Шеркей хотел поднять ее, но она не поддалась. Взял рычаг, подковырнул; с надсадным скрипом вылезли заржавленные гвозди, запахло прелью, плесенью. Под дверью лежала ослизлая полусгнившая синяя тряпка. По ней ползли мокрицы. Брезгливо поморщившись, Шеркей выкинул тряпку рычагом. Показалась слежавшаяся, почерневшая от влаги и от времени солома. Он ткнул в нее: рычаг натолкнулся на что-то твердое. Разрыл солому: под ней камни. Почему они здесь? Наверно, привезли много для бани, вот и умостил старик пол. Что ж, и камешки годятся. Лишний раз лошадь не гонять и себя не мучить. Начал вынимать их.
Вдруг руки нащупали валун какой-то странной формы, будто кто обтесал его со всех сторон. Шеркей торопливо разбросал соседние камни: «О боже! Сундучок!» Рванул его, но руки соскользнули. Кое-как, сдирая кожу, подсунул ладони под дно сундука. Напрягся, дернулся всем телом и вытащил. Вскинул над головой и, крикнув: «Ах, отец мой!» — упал. Скрюченные пальцы словно впились в железо, которым был обит сундучок.
Шеркей не чувствовал своего тела, оно стало невесомым. Казалось, остановилось сердце.
Через некоторое время он медленно поднял голову, по искаженному лицу впервые в жизни текли слезы. Поглядел на находку, пошевелил пальцами, ощупал ее: нет, не сон. Подтянул сундучок, навалился на него грудью. Гулко застучало сердце.
Мелькнула первая мысль:
«Куда спрятать, чтобы Элендей не пронюхал?»
За ней вторая:
«А куда уехал Палюк? Узнать бы».