— Мы увидим вашего брата в церкви этим воскресеньем, Генри? — спросил викарий.
— Я спрошу его, — заверил Генри викария, — снова.
— Ни один человек не нуждается в утешении и поддержке религии больше, чем тот, что был на войне, — заверил Генри проповедник Райли, затем он посмотрел на небеса, пока силился вспомнить цитату. — «Облекитесь во всеоружии Божие, чтобы вам можно было стать против козней диавольских», — процитировал он для Генри. — Я считаю, что на вашей семье хорошо скажется, если Джек выберет присоединиться к нам на молитве, — сказал он молодому мужчине, затем улыбнулся, — но вы не хранитель вашего брата.
— Нет, — ответил Генри, — но я попытаюсь.
— Вы можете сделать больше, — сообщил ему проповедник.
— Мы собираемся пойти на прогулку, отец, — сказала ему Мэри, чтобы избавить Генри от излишнего дискомфорта.
— Не припозднись, — сказал он ей. Все в деревне знали, что антиморальные действия всегда происходят после наступления темноты. Молодые, ухаживающие пары были тогда, особенно, восприимчивы к своим позывам, и легко могли «совершить грехопадение», так что Мэри и Генри разрешалось совершать свои ухаживания только в приличные часы.
— Мы не задержимся, — заверила отца Мэри, хоть она ничего не могла поделать с мыслью, что они отсутствовали бы достаточно долго, если бы хотели что-то вытворить.
***
У него в руке был нож, он пристально смотрел на него, смотря вниз на длинное лезвие с острым кончиком.
— Это не займет много времени.
— Это глупо, — сказала она ему.
— Никто не увидит, — сказал он ей. — Никто не узнает.
— Тогда в чем смысл?
— Мы будем знать, — напомнил ей Генри. — Я не думаю, что ты хочешь, чтобы все это увидели.
— Не хочу, — ее беспокоило, как жалобно она произнесла это.
— Мы далеко от протоптанных троп. Единственные люди, которые сюда приходят, будут заниматься тем же, чем и мы.
— Вырезать свои инициалы на дереве, — сухо заметила Мэри, — и сердечко вокруг них.
Генри погрустнел.
— Я думал, тебе оно понравится.
— Так и есть, — сказала она быстро, когда увидела разочарование на его лице. — Правда, — и в попытке подбодрить его она добавила: — ты не закончил наше сердце.
Он совершил последний надрез на дереве складным ножом, оставляя их инициалы, обрамленными грубым, неровным сердцем.
— Вот, — сказал он, довольный своими трудами.
Генри сложил нож и положил его обратно в карман своего пальто, мягко притягивая ее к себе. Поцелуи, что за этим последовали, были неловкими и односторонними. Генри ожидал, что такие вольности теперь позволительны, так как они гуляли вместе достаточно долго, и она эпизодически одарит ими его ближе к концу их прогулки и недолго. Они оба знали, что должны подождать до их брачной ночи, мифического времени, которое влечет за собой мгновенное лишение их совместной невинности одним махом.