Нет, ни за что она не должна так разочаровываться в нем. Мэри знала Шона слишком хорошо, и он не был тем типом мужчин, которым не хватало заинтересованности, чтобы довести что-либо до конца. Они уезжают сегодня ночью, и ничто не остановит их. Она повторила это про себя, когда прошли четверть часа, а затем снова после получаса, а все еще не было никаких признаков Шона. У него есть причина, заверяла она себя, он все еще придет.
Затем начался дождь, и Мэри пришлось стоять под дождем, так как старое, покореженное дерево предоставляло мало укрытия. Шел ливень, и уже скоро ее шаль промокла насквозь. Ночью похолодало, и она обняла себя, чтобы согреться. Где он? Она начала чувствовать себя там на виду и горела желанием уехать раньше, чем они потеряют полночи, но где же Шон?
Через час, Мэри пришлось признать, что он не собирается появляться. Все же, она осталась: страх унижения, которое ожидало ее дома, удерживало ее на месте у дерева. Дождь продолжался с перерывами всю ночь, и несколько раз она промокала заново, ее охватывала неконтролируемая дрожь.
Только, когда она промокла до нитки, замерзла до костей, и небо начало светлеть, только тогда Мэри пришлось сдаться неизбежному. Она взяла свой чемодан в замерзшую руку и медленно поплелась домой, пока «жаворонки» не стали свидетелями ее глупости.
Она, по крайней мере, надеялась проскользнуть обратно через заднюю дверь незамеченной, но миссис Харрис уже встала и ждала на кухне. Она выглядела так, как будто и не ложилась в постель. Лицо старой женщины приобрело выражение подобие облегчения при виде Мэри, стоящей там, с которой стекала на пол вода.
― Ты вернулась, Мэри, ― это было сказано без зла. ― Ты не поехала с ним.
Миссис Харрис встала, чтобы поприветствовать ее.
― Он не пришел, ― ответила она безэмоционально. ― Шон не пришел, так что теперь можешь сказать мне, что на свете не было более глупой девчонки.
― Ох, Мэри, и не думала говорить. Ты промокла до нитки. Ты простудишься, если мы не вытащим тебя из этой мокрой одежды. Иди сюда.
Она полуобняла, полуповела ее к огню, снимая с нее промокшую шаль.
― Я принесу сухие вещи и полотенца, ― сказала она замерзшей девушке, подхватила чемодан Мэри и унесла его с кухни, как будто убирала улику с места преступления.
Миссис Харрис принесла Мэри чистое платье и помогла ей переодеться в него. Ни одна из женщин долгое время не говорила, пока экономка тщательно просушивала ее мокрые волосы свежим полотенцем, пока те наконец не стали готовы для расчесывания. Мэри смотрела в пространство, пока миссис Харрис взяла серебряную расческу и очень медленно начала проводить ей по длинным, влажным волосам Мэри. Через некоторое время она начала напевать старую мелодию, которую Мэри едва узнала. Пока миссис Харрис проводила расческой по волосам Мэри, напев превратился в успокаивающую колыбельную, которую должно быть пели, чтобы убаюкать ребенка.