― Я думаю, вот почему он так усердно работал с теми детьми. Чтобы искупить вину. Он знал, что сделал ужасную вещь и, что никогда не сможет рассказать о ней, даже мне ― особенно, мне ― и он знал, что, в конце концов, я того не стоила. Я даже не смогла родить ему детей, а он очень хотел стать отцом. Он, должно быть, понял, что должен был позволить мне уехать с Шоном и найти кого-то еще. Я думаю, вина и стыд лишила его многих лет жизни.
― Когда вы впервые это заподозрили? ― спросил Том, а Мэри выглядела так, будто собиралась отрицать, что что-либо подозревала, но либо она была слишком изнурена или знала, что он раскусит ее ложь.
― У меня есть, что показать вам, но вам придется потерпеть, ― сказала она. ― Мне нужна ваша помощь, чтобы подняться по лестнице.
Том протянул руку, и она положила свою холодную, крошечную руку на его. Ее кожа была бледнее, чем пергаментная бумага, и он мог разглядеть бегущие под ней голубые вены.
Вместе они поползли из гостиной по направлению к лестнице. Хелен последовала за их черепашьим медленным прогрессом, и, наконец, они дошли до лестничного пролета, где она отперла комнату, и они вошли внутрь. Мэри открыла комод, а затем достала журнал в кожаном переплете и старую шкатулку из красного дерева.
― Мой муж умер довольно неожиданно, и я оплакивала его, ― заявила она, ― ему было только пятьдесят пять, и у него не было времени, чтобы привести свои дела в порядок. У меня ушел почти год, чтобы со всем разобраться: его личными вещами, бумагами, всем. А затем одной ночью, более двадцати лет назад теперь, я поднялась в лофт. Я хотела посмотреть, какое барахло он хранит там. Я нашла это.
Она вручила Тому деревянную шкатулку, и тот открыл ее. Хелен и Том уставились на ее содержимое: четыре золотых монеты.
― Соверены, ― сказала Хелен.
― Несколько из них, ― сказала Мэри, ― не все. После того, как умер мой отец, мы купили этот дом. Генри сказал, что мы справимся, даже на зарплату школьного учителя, и я приняла это. Тогда, женщины не спрашивали своих мужей о деньгах: на домашние расходы, возможно, но не о крупных покупках. Люби, чти и повинуйся, такова была клятва. Я так думаю, что каким-то своеобразным способом, покупая этот дом для наc, мой муж чувствовал, что деньги остаются в семье. Он никогда не тратил соверенов на что-либо другое, насколько я знаю.
Том закрыл шкатулку и поставил ее обратно на комод.
― Генри забрал их, ― сказала она просто. ― Это был он, вламывался Джек в тот ящик или нет. Генри украл соверены у моего отца. Не потому что он был алчен или нуждался в них. Он забрал их, чтобы все обвинили Шона. Я не хотела верить в это, когда обнаружила их. Я продолжала размышлять о том, как они могли попасть к нему случайно, но его не было, чтобы спросить и... ― она вздохнула? чтобы показать, что никогда не могла найти рационального объяснения их присутствию в мансарде, ― ...тогда я просто попыталась не думать об этом, потому что альтернативы были слишком ужасны.