— Давай купим.
— Ага, иди поищи по магазинам, побегай.
— Ничего мы искать не будем, — вмешалась мама. — Нашему Ивашке некуда наряжаться. Пусть эти запонки будут нашей семейной реликвией.
Я долго не могла понять что такое «семейная реликвия» и почему она должна храниться в банке с пуговками, а не рядом с мамкиными висюльками и колечками.
— Да потому что! — раздражённо отмахнулась мать. — Я почти всё своё золото уже растеряла. Если ещё и запонки потеряю… Ну его нахрен, твоего отца!
— А если я потеряю?
— Теряй, он тебе ни слова не скажет.
— А тебе?
— Меня сожрёт. Сама не знаешь что ли?
— Знаю, — вздохнула я и ушла играть с золотыми запонками.
А через несколько лет они перестали быть семейной реликвией и потерялись. Никто о них и не вспомнил. Одна я помню: хорошие были запонки, с аквамарином!
Ай люли, люли, люли
неказисты наши сны:
всё о злате, серебре
да о ещё каком добре.
Во Мгачах своя электростанция: большая, пятиярусная, шумная, со шлюзом, плотиной и водой, которая засасывает. Там утонуло не меньше двух десятков человек. Топят станцию углём, из её большущей трубы валит чёрный дым, оседающий на близлежащие дома. А близлежащих домов всего два — Зубковых и Бураковых. Поэтому пыль в наших домах чёрная и маслянистая. На тротуарах слой чёрного пепла, а если раззявить взгляд, то в глаз тут же залетает крохотный угольный кусочек. Одно радует — огород удобряется. Ну, так мамка говорила. А вообще, вопрос спорный.
Толик мне:
— Иннчик, пойдём на станцию!
— Надоел, мы там уже всё-всё-всё облазили за эти годы.
— Ну пойдём, там всё равно интересно.
Нехотя плетусь за Каргаполом. Внутри станции работает совсем мало народа, а оттого то по её мрачным залам можно лазить. Можно и по ярусам взбираться и на угольной ленте поошиваться, а также пощупать руками горы сажи и попереться отмываться под уличные фонтаны, те что для выброса воды. А за ними огороженная бетоном речная запруда и шлюз. Ниже речка с краснопёркой, на берегу генераторы электротока. Толик тянет меня именно к запруде, где регулярно тонут люди. На дворе весна, скользко. Я поскальзываюсь и падаю в воду. Минуту-другую держусь за бетонный бордюр. И вправду засасывает! Кричу:
— Толик!
Он прибегает и на последней секунде меня вытаскивает. Плетусь домой в мокром пальто, вся в опилках. Толик следом. Ну вот, опять мы нарушили покой и умиротворение посиделок мамы Вали и тёти Нины.
Что было дальше? Мать отмывала меня в железной ванне, шлёпала и рыдала. Тётя Нина носилась по двору с хворостиной в поисках сына Анатолия. А лет нам с ним тогда было… то ли пять, то ли шесть — не помню.