И Татьяна служила этому чувству верно, преданно. И не было у нее кумира, кроме самой себя.
Страх пришел после встречи с Погожевой. Притащил за собой неуверенность.
Жизнь, казалось, потеряла смысл. Стала тусклой, как запотевшее стекло.
Каиров (он пришел в библиотеку, чтобы вернуть рассказы Горького), посмотрев на Татьяну с прищуром, недовольно гмыкнул. И ворчливо сказал:
— За сутки вы постарели на целых десять лет.
Татьяна прикусила губу, может, стараясь не расплакаться. Щеки ее, оставаясь бледными, порозовели у самых ноздрей.
Тяжелый запах старой бумаги, недостаток света, сереющего за окнами, чуть возвышающимися над тротуаром, заляпанными грязью и зарешеченными, стол в фиолетовых пятнах, как в лишаях, — все это давило, угнетало, раздражало. Каиров не мог скрыть раздражения и не хотел его скрывать.
— Зачем вы так сказали? — спросила Татьяна робко и жалостливо.
— Вас как воспитывали папа с мамой? По-новому или по-старому?
— Не понимаю? — Когда Татьяна удивлялась, ее глаза становились похожими на глаза ребенка.
— С ремнем или без ремня?
— Мирзо Иванович! — укоризненно сказала Татьяна. И улыбнулась. И платок теперь можно было не комкать в пальцах. За ненадобностью.
— Понимаю. — Каиров приподнял ладонь. — Возможно, я покажусь вам консервативным мужчиной. Но я человек искренний… Я считаю, что на ниве воспитания, если говорить военным языком, ремень снят с вооружения преждевременно.
— Какое счастье, что я не ваша дочь!
— Одна из самых старых и неопровергаемых истин гласит, что человеку свойственно заблуждаться, и вещи, которые он порой принимает за счастье, на поверку оказываются не таким большим счастьем. Скорее, наоборот…
— Из этого следует… — В глазах Татьяны было и любопытство, и хитринка, и даже улыбка. И еще что-то… Только не тоска. Нет-нет!
— Из этого следует, — подхватил Каиров, — что нужно взять у начальника Дома офицеров скатерть и покрыть ею стол. Нужно взять тряпку, выйти на улицу и протереть окна. Нужно, наконец, открыть форточку…
— Она не открывается, — пояснила Татьяна.
— Этого не может быть, — сказал Каиров. — Мы заставим ее открываться…
…Визит Каирова приободрил Татьяну.
Но, к сожалению, бодрости этой хватило только на полдня.
…Вяло, словно тяжелобольная, Татьяна вынимала абонементные карточки из узкого длинного ящичка, стоящего на ее столе по левую руку. Ящик был старый, некрашеный, утративший первоначальный цвет оструганного дерева, со следами пальцев и чернильными пятнами, выцветшими и совсем еще свежими. Книги отличались ветхостью, заношенностью и пахли, точно несвежее белье.