– Помню. Я думал, что ты все же не подслушивала, – он смотри на меня своими добрыми глазами, как бы осуждая меня. Но это не так, он просто шутит, ожидая от меня улыбки, но я смотрю на него холодным взглядом, – Но все же тогда мама пришла поговорить со мной о тебе и говорила, что я не должен тебе доверять, что ты такая же, как и та Мэлоди. Ее так зовут. Я разозлился из-за всего. Из-за папы, естественно, потому что его практически не бывает дома из-за работы.
– Ясно…А что насчет кино? Помнишь, когда мы ходили?
– Я купил билеты не потому что очень внимателен, а потому что это фильм моего папы. Я просто был обязан посмотреть его. И те диски у меня дома. Я подарил тебе один из дисков с автографом, которых было просто куча.
От всех этих слов меня начинает тошнить. Ник совершенно не тот, кем был. Он не идеал, как я считала. Он скрывал от меня всю свою жизнь и показывал себя в лучшем свете по неизвестной тому причине. Можно было бы и не притворяться.
– Ладно, – проговариваю я. – А что насчет девушки на катке?
– Девушки на катке? – не понимает парень.
– Да, та блондинка на катке в Центральном парке.
– Хм…не думал, что ты запомнишь её. Она снималась в одном из папиных фильмов. Подошла поговорить, спросить насчет папы.
– Теперь ясно, почему у нее было такое знакомое лицо. А Мэри?
– Она моя лучшая подруга. Единственная, кто знал о Мэлоди. Очень помогла мне справиться со всем. Поэтому она тогда спросила, можно ли мне встречаться. Отец запрещал после той истории.
Я смотрю на Ника и вижу совершенно другого человека. Она был прав том, что секрет его семьи никак нас не касается. Но его вранье очень даже касается. Я понимаю, что все это было во благо своей семьи, и я его прощаю за это. Но все-таки, как бы он не говорил мне, что доверяет – это не так. Если бы это было так, то я бы знала обо всем, как Мэри.
– И как у тебя сейчас дела? – спрашиваю я. Мне действительно интересно.
Он всё ещё сидит на стуле, смотря на меня, как будто бы ища во мне что-то. Может быть прощения? Любви?
– Все намного лучше. С родителями все отлично, я наладил отношения с папой, и журналисты успокоились.
Вдруг я вспоминаю ту самую неделю, когда он пропал. Все время я ломала голову над тем, почему он пропал. Но теперь я вспоминаю Лею, которая судорожно говорила о телевидении в школе.
– Та неделя, – в моем голосе слышаться хоть какие-то ноты чувств. Ко мне в голову приходит ясное объяснение выходки Ника, – Ты же…ты же не пришел из-за телевидения? Боялся репортеров?
– Да. Угадала. Это было глупо, но я все же боялся любого риска.