– Добрый вечер, Дмитрий Борисович, – Стейси надела халат и прошла в лабораторию, где Дорожкин готовил медикаменты.
– У меня все готово. Аптечка в бункер уже отнесена, а вот это для раненых. Это все, что у нас осталось, – он обвел руками небольшие припасы, которых могло не хватить на всех.
– Так мало?.. – тихо сказала девушка, подходя к относительно небольшой куче перевязочного материала, ваты и тканевых тампонов.
– Да. К сожалению, да, – ответил ей Дорожкин, садясь на стул. Он был мрачен как никогда, и это было неудивительно.
Стейси молча села на край кушетки, отодвинув часть бинтов в сторону и освобождая себе место. Они оба сидели в полной тишине, не решаясь заговорить друг с другом.
– Дмитрий Борисович… – наконец-то обратилась девушка к доктору, – мне страшно, Дмитрий Борисович. Очень страшно… – глаза у нее слегка покраснели и, казалось, что вот-вот пойдут слезы, но она держалась. Дорожкин подошел к ней и обнял. Не как врач или наставник, а как друг, как отец, успокаивающий свою дочь. И Стейси не возражала. Девушка очень нуждалась в этих объятиях, ведь она была еще так молода.
– Я буду молиться за всех нас, – тихо сказал он, не отпуская из своих объятий Анастейшу. – Я буду молиться за тебя, дитя мое.
***
Вечером того же дня все женщины и дети спустились в бункер. Ярик и Бьянка тоже были там. Майкл, Николас и Анастейша попрощались с ними, надеясь на лучшее, но все понимали все без слов. Дверь в бункер закрывалась изнутри и находилась в зале, где проходили совещания. Чтобы «волчицы» и их дети могли дышать, была проведена хорошая вентиляция, а вместо света они использовали свечи из воска диких пчел, которые не давали при горении едкого запаха и были совершенно безвредны. Теплая одежда, вода, еда и лекарства были тоже уже там. Николас проверял посты, Майкл осматривал периметр ворот. Все «волки» сохраняли тишину, которая, как огромный тяжелый камень, давила на психику оставшихся наверху. И это было просто невыносимо.