Это за ним! Развернувшись, падая на одно колено и переведя винтовку на автоматический огонь, Андрей выпустил очередь. Стальная птица взяла в сторону за миг до стрельбы, и все пули ушли в небо. Ливадов успел заметить выпущенную в него ракету, но среагировал слишком поздно – уже после взрыва в шаге от себя.
Нет, не взрыв, скорее хлопок, на Андрея посыпалась земля. В нос ударил резкий химический запах. Из враз обессилевших рук выпала винтовка. Ливадов смог сделать один шаг и упал. Он не контролировал собственное тело, мог только моргать и двигать глазами, однако не более того. Взрыв ракеты выбросил облако газа, что почти мгновенно парализовало беглеца, а через несколько секунд и вырубило.
Боль, пронизывающая острыми иглами все тело до последнего нерва, выдернула из небытия. Эта боль была знакома, и вместе с ней пришла мысль, что страшней боли, которая могла бы сломать навсегда. Андрей вцепился пальцами обеих рук в ошейник раба. Стальной обруч опять на нем! Опять, опять, опять…
– С возвращением в ад! – Артур Джонс сидел перед русским на раскладном стульчике, вытянув раненую ногу. Русский очнулся, и болевое воздействие пока можно отключить.
Рамирес умылся, разорванное ухо залеплено пластырем с тампоном, а одежда вся прежняя, грязная и окровавленная. Американец не испытывал неудобств от этого, он с мстительным удовлетворением разглядывал раба. Это животное вновь его собственность! Все встало на свои места. Внезапно лицо Джонса перекосило от злобы.
– Ты идиот, – оскалив зубы, заговорил он. – Вы, русские, все тупые свиньи! Ты забыл про нетчип!
Рамирес постучал согнутым указательным пальцем по своей голове, что вновь была укрыта от солнца банданой.
– Здесь недалеко пост Синей корпорации. Я подал сигнал о помощи, едва понял, что ты взбесился, и помощь, как видишь, пришла!
Американец картинно развел в стороны руки, оглянулся и попытался улыбнуться, однако маски благодушия у него не получилось. Физиономию вновь перекосило. Джонс вздумал встать, но боль в ноге вернула его на раскладной стул.
– Ты идиот! – Злой как собака Рамирес опять принялся оскорблять раба.
Джонс мог говорить все, что вздумается, – Андрею было все равно. Сейчас он попросту не понимал ни одного слова. В ушах гудит, все звуки словно приглушены. Взгляд плывет, и мир покачивается перед взором каждый раз, когда Андрей делает попытку хоть немного пошевелиться. Ливадов с большим трудом, с напряжением всего себя осознавал происходящее вокруг.
А в мыслях только одно – вновь рабский ошейник.
Руки скованы наручниками. Его поместили около перевернутого набок джипа. Ливадов сидел, опершись о покореженный автомобиль, но спиной не чувствовал ничего. Пальцы все еще держались за обруч. Его металл – как воплощение приговора и одновременно отчаяния!