Пока я пытался разобраться в этой ситуации девушка жила вместе с агентессами. По окончании двухдневного расследования, я объявил Дарье, что к моему глубоком сожалению решение суда законно. Сделать практически ничего не возможно. Единственный шанс – это доказать виновность компаньона отца в смерти её родителей. Выслушав всё это, девушка напросилась ко мне в служанки. С учетом того в каком положении она оказалась, по её словам, наниматься в служанки у неё единственный выход. Так как родственники вряд ли ссудят её деньгами на открытие своего дела. Так в моём доме появилась семнадцатилетняя Дарья Ивановна Пак. Ну а дальше всё пришло к тому, к чему оно должно было прийти. Не сразу, а где-то через месяц, девушка пришла ко мне ночью в постель и осталась в ней до утра.
Какой-то вины перед Анечкой-Светланой фон Дерфельден я тогда не испытывал, а сейчас тем более не испытываю. Осталась только грусть от расставания и от несбывшейся мечты. Последнее письмо от Анечки пришло в конце августа. Заканчивалось оно предложением дружить. На этом, можно сказать, наша дружба-влюблённость, которая не продлилась и года закончилась. Две встречи, пара десятков писем. Юная девушка, так напомнившая мне мою бывшую жену из другой жизни. Видимо, полковник Христофор Платонович фон Дерфельден объяснил своей воспитаннице, что вновь испечённый дворянин Аленин-Зейский для неё не пара. Действительно, древний род и не пойми кто. Тем более дожидаясь моего двадцати трехлетия, Анечка и в перестарки могла попасть. И когда вернусь с Дальнего Востока неизвестно. Так что любовь прошла, не начавшись. Помидоры завяли. В этом отношении мы с Николаем оказались оба брошенными. Только мне быстро повезло.
Улыбаясь своим мыслям воспоминаниям, я ввалился в комнату, предварительно обмахнув веником в коридоре валенки от снега. Меня встречала моя птичка-невеличка, очень сексуально выглядящая в казачьем сарафане. Помогла мне размотать башлык, сняла папаху, положив её потом на полку. Пока я снимал полушубок и валенки, принесла от печки нагретые шерстяные носки и войлочные тапки. После моего благодарного, несколько затянувшегося поцелуя, бросилась заполнять рукомойник теплой водой.
Я же подойдя к печке-голландке, прижался к её теплой поверхности. «Всего-то минут пятнадцать шёл, а насквозь, до костей ветер пробрал, - подумал я. - Болеть-то нельзя. Впереди Рождественский бал у наместника-цесаревича. Работы выше крыши. Тем более, его Элеонора с труппой скоро приезжает. Будут гостить в Хабаровске больше месяца. Надо нашему доктору в Благовещенске срочно поручение дать, чтобы перед отъездом всех этих мамзелек снабдил «любовной мазью» с предварительным осмотром. А то притащат какой-нибудь вирусняк. И будет, как в загадке из журнала «Мурзилка». У какого молодца утром капает с конца? Не подумайте о плохом, но это самовар».