Громов сел за стол и что-то записывал в блокноте. А я стояла у двери и медлила. Сама не знаю почему.
Нет, знаю. Нужно было решить, приду ли я сюда снова. И чего-то не хватало, чтобы определиться: да или нет.
Олег Вячеславович отложил ручку, поднял глаза. Я хотела сказать «до свидания» — и не сказала. Некоторое время мы молчали.
Потом Громов поднялся и подошел.
— Я ждал, останетесь вы или нет. Не хотел влиять на ваше решение. Часто бывает, что люди после первого занятия уходят и больше не возвращаются. Вы здесь первый раз, мне хотелось бы поговорить с вами индивидуально, но в таких случаях я никогда не проявляю инициативы. Если человек чувствует, что я могу помочь, он делает первый шаг сам. Если нет — значит, ему нужно что-то иное.
— Я пока не знаю, — сказала я. — У вас тут… странно. Пациенты у вас странные. И сами вы странный.
— Не странен кто ж? — Он улыбнулся. Я начинала привыкать к этой его улыбке одними глазами. — Здесь не употребляют слово «пациент». «Ученик» или «ученица».
— А вас, значит, нужно называть «учитель»?
— Нет, я тоже ученик. Вот сегодня представлял вам остальных и впервые осознал очень интересную вещь…
Он запнулся.
— Какую?
— Эти люди находятся на пороге смерти. Но все их мысли подчинены любви. Здесь несколько ее разновидностей, и все самоотверженные: у Зои — женская, у Леонида — мужская, у Александра Николаевича — родительская.
— А у Гюрзы? То есть у этой, как ее, Риты? Разве она кого-то любит?
— Конечно! Это ведь она привела сюда своего возлюбленного. Чтоб его спасти. Сама она ничего уже не боится, слишком устала от болезни. Мобилизация любви перед натиском смерти — как это естественно, как по-человечески! — Громов говорил всё оживленней — его увлекла эта мысль. — Близость конца требует от души напряжения всех сил. И любовь кидается на защиту всего, что ей дорого — как птица на защиту птенца. Против лисы-смерти у любви нет ни одного шанса, и всё же она отчаянно трепещет крыльями, кричит. Несколько раз на моих глазах случалось чудо: хищница поворачивалась и убегала.
— От меня не убежит. — Что-то начинало знобить. Я обхватила себя за плечи. — Права ваша Зоя. Я никого никогда по-настоящему не любила. Никакая полоумная птица спасать меня не кинется.
Он посмотрел на меня, слегка наклонив голову. Словно решал, верить или нет.
— Если вы остаетесь, нам нужно наладить эмоционально-психологический контакт. Чтобы я вас чувствовал, а вы мне доверяли. Поработаем?
— Давайте. — Я сняла с плеча сумку, кинула на стул. — Что я должна делать?
— Идемте к столу.
Мы сели лицом друг к другу.