Пудинг осторожно выбирала слова и старалась, чтобы голос не выдал ее истинного отношения к знахарке, хотя она ясно помнила, как отец описал ей состояние Терезы Хэнкок после того, как та приняла одну из белых горошин бриония, которые ей дала старуха Таннер, чтобы избавиться от нежеланной беременности. Девочка, которой исполнилось не больше четырнадцати, извивалась, как змея, на грязных простынях от приступов рвоты. Ее прямо выворачивало наружу. И появившийся на свет мальчик, Микки, был теперь крепким малышом, которого все баловали, несмотря на то что он родился в грехе.
– На самом деле я совершенно уверен, что все это чушь. Колдовство, я имею в виду, – сказал Алистер.
– О да. Наверное.
– Только… моей жене пришлась по душе подобная мысль. Не потому, что она верит в колдовство как таковое, а из-за идеи отправиться к миссис Таннер и обо всем ту расспросить. Юный Иосиф вполне ее убедил. Конечно, она не знает… – замялся он и снова внимательно посмотрел на Пудинг. – Она совсем ничего не знает о Таннерах. Об их дурной репутации. А тут еще я насел на нее: мол, она должна выходить из дома и встречаться с соседями. Нэнси отказывается принимать в этом какое-либо участие, что, кажется, делает Ирен еще более решительной… Вот я и спрашиваю, Пудинг, не согласишься ли ты пойти с ней? В смысле к Таннерам? Уверен, это посещение не займет много времени. Но один в поле не воин, сама понимаешь, а они хоть, по крайней мере, знают тебя в лицо.
– Конечно пойду! С удовольствием, – откликнулась Пудинг.
На лице Алистера отразилось облегчение, и она почувствовала, как ее распирает от счастья.
Она готова была согласиться на все, о чем бы Алистер ни попросил, даже предложи он ей изваляться в грязи, или прыгать до вечера на одной ноге, или изменить имя… Хотя на самом деле трудно было придумать имя худшее, чем Пудинг, так что день избавления от него стал бы для девушки праздником. Ее послушание и преданность Алистеру были связаны не только с тем, как он обходился с Донни, но и с тем простым фактом, что он, казалось, жил здесь всегда. Он появился на Усадебной ферме еще до того, как родилась Пудинг, и представлялся ей милостивым повелителем здешнего края, каковым на самом деле и являлся, – во всяком случае для тех, кто работал на его фабрике. Он был воплощением справедливости и верности себе, тогда как другие люди, казалось, были ненадежны и непредсказуемы. Даже те из них, которых она любила больше всего на свете.
– Спасибо, Пудинг. Я очень признателен тебе, – проговорил Алистер, прерывая ход ее мыслей. – Сегодня днем я поеду в Чиппенхем поговорить с представителем банка, так что если бы ты запрягла Данди к двум часам…