Нэнси вошла тихо, словно материализовавшись из ничего. Она была одета для поездки в Чиппенхем: юбка по щиколотку и куртка. Каблуки ступали по ковру совершенно беззвучно. Она стояла, упершись рукой в бедро, и на ее лице застыло возмущенное выражение. Ирен почувствовала себя ребенком, пойманным за ковырянием в носу. Или еще того хуже. Осуждение Нэнси казалось тяжелей мельничного жернова. Ирен вздохнула.
– Могу я получить письмо от друга, не подвергаясь за это критике? Меня что, всегда нужно осуждать? – проговорила она, смиряясь с тем, что ее голос дрожал.
Нэнси вздернула бровь:
– Мы, знаете ли, не вчера родились, моя дорогая. Если бы это было просто письмо от друга, поверьте, никто бы вас не осудил. Но насколько я понимаю, у вас осталось мало друзей. Я привыкла судить о людях по тому, насколько давние у них друзья. Это подразумевает постоянство характера, вам так не кажется?
– Наверное, хорошо быть безупречным в этом отношении, Нэнси.
– Да, верно.
В голосе Нэнси, как всегда суровом, прозвучали нотки, свидетельствующие, что она довольна ответом, отчего Ирен почувствовала себя еще более несчастной. Еще более обозленной.
– Возможно, этого легче достичь, когда человек не испытывает ни к кому больших чувств. Почему вы присвоили себе право… относиться ко мне с таким презрением, Нэнси? – пробормотала Ирен, с трудом выдавливая из себя слова, которые она произнесла почти шепотом, сама их пугаясь и зная, что сказанного не воротить.
Нэнси на минуту поджала губы, словно в ней происходила та же внутренняя борьба, и молча поглядела на Ирен. Но когда она заговорила, в ее голосе не прозвучало никаких сомнений.
– Потому что, насколько я могу судить, вы этого полностью заслуживаете, Ирен. – В наступившей тишине было слышно, как тикают каминные часы, а лошадь в конюшне бьет копытом в дверь стойла. – Мой племянник один из лучших людей, когда-либо встречавшихся на вашем пути. Другого такого вы не найдете. Трудно понять, как он сумел вырасти таким добрым и любящим с моим воспитанием, но это ему удалось. И одному Богу известно, каким образом он прошел через всю войну, не сломавшись при этом. Поверьте, он заслуживает гораздо лучшей жены, чем бойкая девчонка, голодающая, чтобы лучше выглядеть в модных платьях, выскочившая за него замуж, чтобы замять скандал, устроенный ею же самой, и не имеющая ни малейшего представления о том, как себя вести.
Ошеломленная, Ирен молча стояла с письмом Фина в руках. В глазах Нэнси зажегся огонек, свидетельствующий о понимании того, как далеко она зашла. У кого-то другого он мог бы стать семенем, из которого, возможно, выросло бы раскаяние. Но душа Нэнси являла собой слишком каменистую почву.