— Есть ведь и другие учебные центры, — сказал он наконец без особой уверенности.
Таквер встала. Она явно не могла сидеть спокойно, ей явно необходимо было сделать хоть что-то, но делать было особенно нечего.
— Давай-ка я тебя причешу, Садик, хорошо? — спросила она тихонько. Та кивнула.
Таквер расчесала девочке волосы, заплела их в косы, потом они поставили поперек комнаты ширму и уложили Садик рядом со спящей сестренкой. Желая родителям спокойной ночи, Садик снова чуть не расплакалась, но уже минут через двадцать они услышали ее ровное сонное дыхание.
Шевек пристроился на другую кровать с записной книжкой и карандашиком.
— Я пронумеровала сегодня ту рукопись, — сказала Таквер.
— И сколько получилось?
— Сорок одна страница. С приложениями.
Он одобрительно кивнул. Таквер встала, заглянула через ширму — обе девочки крепко спали — и, присев на краешек кровати, сказала Шевеку:
— Я чувствовала, что в интернате что-то не так. Но она ничего не говорила. Молчала о своих бедах — как истинный стоик. Мне и в голову не приходило, что они доберутся до детей… Мне казалось, это только наши с тобой проблемы… — Она говорила тихо, с горечью. — Эта злоба растет, Шевек, все время растет… И разве что-то изменится, если мы переведем Садик в другую школу?
— Не знаю. Если она будет большую часть времени проводить с нами, ей, возможно, будет полегче.
— Но ты ведь не предлагаешь…
— Нет. Не предлагаю. Я прекрасно понимаю, что если даже мы будем отдавать ей всю свою «индивидуальную» родительскую любовь, то все равно не сможем спасти ее от того, что происходит вокруг, и, возможно, она будет страдать в итоге даже больше. И страдание это будет результатом наших с ней отношений, то есть будет как бы исходить уже от нас самих.
— Это несправедливо! Почему ее мучают из-за того, что делаем мы? Она такая хорошая, у нее замечательный характер, она точно чистый родник… — Таквер умолкла, ее душили слезы, она вытерла глаза и закусила губу.
— Дело не в том, что делаем мы. Дело в том, что делаю я. — Он отложил свою записную книжку. — Ты и сама всегда страдала из-за меня. Из-за их мнения обо мне.
— Мне наплевать на их мнение!
— А твоя любимая работа? На нее тоже наплевать?
— Я могу перейти на другую работу.
— Но не здесь. И никогда не сможешь заниматься тем, чем хочешь.
— Ну что ж, я могу, если ты хочешь, конечно, переехать куда-нибудь еще. Лаборатория в Соррубе, например, возьмет меня с удовольствием… Но что будет с тобой? — Она смотрела на него почти сердито. — Ты-то ведь останешься здесь, я полагаю?
— Я мог бы отправиться с тобой. Скован и кое-кто еще уже вполне сносно объясняются на йотик, так что радиосвязь с Уррасом не оборвется, а сейчас именно это моя основная функция в Синдикате. Я могу заниматься физикой в Городе Благоденствия не хуже, чем в Аббенае. Только ведь, если я окончательно не откажусь от сотрудничества с Синдикатом, это никаких проблем не решит, ты и сама понимаешь. Все дело во мне самом. Я, именно я, создаю все трудности — для всех вас!