Шевек понятия не имел, что они оба имеют в виду. Он поскреб в затылке:
— Так значит, здесь все ученые — мужчины?
— Ученые? — с недоверием переспросил Ойи.
Пае покашлял и неуверенно заговорил:
— Ну да, ученые. Да, разумеется! Все они мужчины. В школах для девочек есть, правда, некоторое количество преподавателей-женщин. Однако чаще всего без университетского диплома.
— Почему же?
— Ну, видимо, потому что математика им не по зубам, — улыбнулся Пае. — Женщины плохо приспособлены для абстрактного мышления, они ведь совсем иные, чем мы, мужчины, вы и сами это прекрасно понимаете. Женщины способны думать только о том, что связано с детородными органами! Разумеется, всегда можно найти отдельные исключения, попадаются страшно умные женщины, но… абсолютно фригидные.
— А вы, одонийцы, разрешаете женщинам заниматься наукой? — спросил Ойи.
— Ну а… Конечно! Среди них немало талантливых ученых.
— Надеюсь, не так уж много?
— Примерно половина всех наших ученых — женщины.
— Я всегда говорил, — сказал Пае, — что девушки, правильно технически обученные, могли бы в значительной степени снять нагрузку с мужчин в любой лаборатории. Женщины действительно порой куда ловчее и быстрее, особенно на конвейере или в серийных, повторяющихся операциях, к тому же они более послушны и понятливы — им не так быстро все надоедает. Мы могли бы высвобождать значительно больше мужчин для творческой работы, если бы в определенных областях использовали женщин.
— Только не в моей лаборатории! — сказал Ойи. — Пусть лучше остаются на своем месте.
— А вы находите, что любая женщина способна к интеллектуальной творческой деятельности, доктор Шевек? — спросил Пае.
— Естественно. Более того, именно женщины-то меня и «откопали»! Митис — в Северном Поселении — была моим первым настоящим учителем, а Граваб — о ней-то вы слышали, я полагаю?..
— Граваб была женщиной? — вырвалось у потрясенного Пае. Он даже рассмеялся.
Ойи выглядел обиженным и совершенно неубежденным.
— Разумеется, по вашим именам судить трудно, — холодно заметил он. — Возможно, вы сознательно выбираете такие имена, которые не дают никакого представления о половых различиях…
— Одо, между прочим, была женщиной, — мягко возразил Шевек.
— Ну вот! Конечно! — воскликнул Ойи. Он не пожал плечами, хотя слова его звучали так, будто он это сделал. Пае смотрел уважительно и кивал — в точности, как когда слушал бормотание старого Атро.
Шевек видел, что затронул в этих людях некую неличностную враждебность к противоположному полу, чрезвычайно глубоко коренившуюся в их сознании. Очевидно, и эти представления, и округлые формы мебели на космическом корабле — свидетельство того, что женщина существует здесь только для удовлетворения сексуальных потребностей и деторождения, этакая красивая бессловесная тварь, а порой и фурия — зато в золоченой клетке… Нет, он не имеет права дразнить их. Они не знают иных отношений, кроме обладания. И не понимают, что сами тоже являются объектом обладания.