Когда же он наконец и сам попал в здание, там все гудело, вибрировало и громыхало. Шум стоял, словно в ковбойском салуне во время всеобщей потасовки.
Жора зорко огляделся по сторонам — со всех сторон зловещий полумрак, из которого доносились вопли, изощренный русский мат и выкрики на незнакомом гортанном языке. И тут Литовченко с ужасом понял, что за не столь уж продолжительный период оперативной работы он сам, казак лихой и бывший офицер ОМОНа, совершенно потерял боевую форму, ощущение ритма боя утратил и теперь не знает, куда ему бежать и что делать. Человек не на своем месте, да и только.
А между тем где-то коротко хлопнул пистолетный выстрел, затем еще два, вслед дробно раскатилась автоматная очередь. Дело разворачивалось не в шутку, и Жора испугался — Надеждин настрого приказал брать всех живыми, а тут того и гляди прикончат кого в кутерьме.
Когда глаза Георгия привыкли к темноте, он рассмотрел прямо перед собой лестницу, ведущую наверх. А наверху, судя по звукам, шла отчаянна потасовка Литовченко рыкнул, одним прыжком покрыл сразу пять ступеней и… кубарем покатился вниз, сверкнув подошвами.
Сверху, со скоростью японского экспресса, прямо на него скатился клубок сцепившихся тел и Жора грохнулся затылком так, что искры, посыпавшиеся из глаз, осветили поле боя. И тут Жора прямо под носом обнаружил волосатую ногу с задравшейся брючиной. Безотчетно и машинально он вцепился в нее руками, а затем и зубами Хватке Литовченко в тот момент мог позавидовать любой титулованный бультерьер Доказательством тому послужил истошный вопль, исторгшийся из чьей-то глотки. Георгий, в силу положения не рассмотрел из чьей Он уже праздновал победу, как сверху навалилось тяжелое тело Не растерявшись, Жора выпустил искусанную ногу, вывернулся и резко саданул локтем назад, целя противнику под дых. Увы! Промазал — и сразу очутился в самом невыгодном положении, локти попали в железные клещи и руки вывернули во всех суставах сразу. Боль была настолько пронзительной, что Жора заорал, вплетая и свой голос в общий хор. И тут невидимая, железная рука поймала его за шиворот, оторвала почти на метр от пола и потащила к выходу.
Брыкающегося Литовченко выволокли на улицу, кто-то ловко вывернул карманы. Щелкнули наручники — и его отпустили. Георгий недоуменно вытаращился на свои скованные руки, затем на физиономии омоновцев, которые от изумлении стали вытягиваться под масками, в изнеможении сполз на траву и залился тихим идиотским хохотом. Глядя на него, вначале робко, а затем во весь голос зашлись и омоновцы. Всеобщее веселье длилось минуты две. Наконец один из парней, метра под два с хвостиком, наклонился к Литовченко и, смущенно бормоча что-то, снял наручники и помог ему подняться.