Джиан замолчал.
– И это все? – переспросила Аура.
– Чтобы усилить действие магической печати, применяют различные приемы и средства – галлюциногенные, сексуальные – вариантов много.
– И ты думаешь, этот знак тоже магическая печать?
– Не исключено, мне кажется.
– Ты можешь ее расшифровать?
Джиаан пожал плечами:
– Тут целая прорва согласных: S, P, q, R, например.
– Senatus Populusque Romanus.
Он кивнул:
– Да, римский сенат и народ. Девиз с римских знамен.
– Но ведь это не желание и уж тем более не приказ. Римляне стремились к мировому господству, но вряд ли сегодня кто-нибудь станет выражать такое стремление этой формулой.
– Я же говорю, желания можно выражать сколь угодно кратко. Иметь смысл фраза должна только для самого желающего. Как бы то ни было, я не вижу в этом знаке, например, буквы M, L или N тоже только с большой натяжкой. В общем, принцип ты поняла. Может, это тебе пригодится. В Праге или еще где-нибудь.
Она улыбнулась ему:
– Спасибо, Джиан.
Он отложил кисть и сунул руки в карманы.
– Без тебя мне бы его никогда не освободить.
– Мне без тебя тоже! – Глаза у нее защипало, но она не шагнула к нему, а подхватила чемодан и открыла дверь.
– Я на днях позвоню.
Он молча кивнул.
Она прошла через пустое фойе кинотеатра, вышла на улицу и огляделась в поисках такси.
Лодка, доставившая гостью в замок Инститорисов, вынырнула из утреннего тумана и заскользила мимо замшелых морд каменных львов. Сильветта услышала шум мотора еще в кипарисовой роще и ускорила шаг. Когда она вышла из-за деревьев, лодка была уже в нескольких метрах от пирса. Клубы тумана окутывали стройную прямую фигурку на борту, скрывая лицо. Постепенно сквозь дымку стала видна улыбка. Женщина в лодке подняла руку в знак приветствия, но тут из-за утесов ударил такой порыв ветра, что даже вода залива покрылась гусиной кожей.
Пульс бешено колотился в висках Сильветты, заглушая даже гулкий звук ее собственных шагов по причалу.
– Пять недель! – крикнула гостья еще до того, как лодка причалила. – Мне показалось, прошло пять месяцев!
Гостья говорила по-немецки почти безупречно; Сильветте нравился ее легкий восточноевропейский акцент. Она словно переносилась в те края, о которых до сих пор знала лишь по рассказам сестры.
Они обнялись и нежно поцеловались. Лодочник глядел на них, но Сильветте было все равно. К тому же в деревне, наверное, еще и не такое рассказывали о чокнутой семейке Инститорис.
Лодочник молча поставил два чемодана на причал, взял под козырек и вернулся на борт. Сильветта высвободилась из объятий и кивнула ему: