— Не любишь дыма? Ну и зря. Вали отсюда, вали, — и бандит пренебрежительно махнул рукой, указывая на приоткрытую дверь. — Иди, надо будет, позову. Хотя стой, как же я тебя позову?
Муму безропотно двинулся к двери. Винт еще что-то говорил ему вслед, но Муму хорошо и с чувством играл роль глухонемого.
Приготовление бутербродов и кофе с молоком не заняло много времени. Доктор быстро позавтракал, пожал на прощание руку Дорогину.
— До встречи. Давай. Веди себя умно.
— Ничего не слышать? — тихо спросил Дорогин.
— Слышать ты должен все, но делай вид, что ты каменная глыба.
— Понял.
— Так будет лучше тебе и мне. А потом приеду, разберемся. Кстати, я отправлю сюда Тамару, она его перевяжет.
— Вы уже говорили, — сказал Дорогин.
— А, да. Ее ты, надеюсь, обижать не будешь?
Дорогин ухмыльнулся.
— Ну, вот и хорошо.
Доктор выходил на крыльцо, когда к воротам на своем велосипеде подъехал Пантелеич. Он был в фуфайке и в зимней шапке, штанина брюк схвачена бельевой прищепкой, сапоги по случаю хорошей погоды остались дома.
— Сухо сегодня, так я без сапог, — сразу же сказал Пантелеич, открывая ворота.
Врач выехал из гаража, рядом с Пантелеичем приостановил машину.
— Я тут привез, доктор, немного масла, творог, яйца, сметану, молоко.
— Неси все на кухню, там Муму примет.
— Да я и сам, доктор, все расставлю.
— Можешь и так.
— Послушай, Геннадий Федорович, тут, как бы… это… — начал издалека Пантелеич, поскребывая небритую щеку.
— Что стряслось?
— Вы что, меня в отставку?
— О чем это ты, Пантелеич? — прекрасно догадавшись, о чем спрашивает пожилой мужчина, ухмыльнулся Рычагов.
— Ну, у вас же сейчас будет работать этот глухонемой?
— Да нет, Пантелеич, куда же он без тебя, ему без тебя как без рук. Ты его уши. Учи, руководи.
Пантелеич заулыбался:
— А я уж думал, Геннадий Федорович, своей хозяйке говорю, наверное, меня в отставку доктор…
— Да ладно тебе, Пантелеич, мы с тобой уже не один год друг друга знаем, так что работай, ни о чем не волнуйся.
— Тогда я тут уберу возле дома, сарай думаю покрасить.
— Не надо красить, — доктор выжал сцепление и его «мерседес» выкатил за ворота.
По-хозяйски поговорив с Рычаговым, Пантелеич откатил велосипед, запер ворота и затем, сжимая в руках руль, гордо двинулся с высоко поднятой головой к дому.
«Хороший он человек».
Дорогин на кухне мыл посуду. Пантелеич тщательно вытер ноги у крыльца, снял с багажника корзину, прикрытую чистой белой тряпочкой, и, держа ее перед собой, двинулся в дом.
— Здравствуй, здравствуй, друг сердешный, — сказал он, обращаясь к Муму.
Тот улыбнулся. Пантелеич поставил корзину на кухонный стол, подошел к Муму и подал ему руку.