В тот роковой день на репетиции я висела на трапеции над манежем. Первый раз я поднималась в воздух, мне было страшно. Первые пятнадцать минут без страховки (надеялась на магию, ха!) я отработала на "ура", по висевшим трапециям допрыгав до высоко натянутого над манежем троса. Вот тогда-то я и поняла, как круто ошибалась во всей своей жизни. Я сделала сальто, затем кульбит, рондед, и когда я прогнулась над манежем, стиснув побелевшими пальцами ног трос, я сорвалась.
Самое интересное — у меня не было ни единой эмоции. Я просто знала, что так должно было случиться, и всё. Я смирилась. Падая спиной на еле-еле мягкую ткань манежа, я всё смотрела куда-то в центр купола. И в тот же миг, когда моя спина соприкоснулась с полом, позвоночник не пронзила боль. Боль пронзила то, что жило во мне — теперь-то я поняла, что пострадавшей была одна из моих тотемных сущностей, взявшая на себя удар.
По трибунам пронёсся единый крик женщин. Мужчины одновременно прикрыли рты ладонями. Дети заплакали. Я всё видела.
Все члены труппы столпились вокруг меня, неподвижно лежащей посредине манежа. Ни крови, ни вывернутых конечностей — ничего. Только застывшая полуулыбка на лице и рассыпавшиеся ореолом вокруг головы тёмно-русые волосы. Я рванулась, и все услышали отчётливый треск ломающихся костей. Я как-то скукожилась, сжалась и вновь закричала, но резко, коротко, почти что на доли секунды.
Парни и девушки, мои ровесники и те, кто был постарше, сразу стали запечатлевать всё на видео и фотографировать. Кое-кто из труппы догадался позвонить в "Скорую", директор рвал на себе волосы. Буквально через полчаса весь Интернет гремел новостью — одиннадцатилетняя девочка сорвалась с троса и разбилась.
Вот только через тридцать пять минут я встала с манежа, отряхнулась и выпрямилась, будто ничего со мной не случилось. И никто и никогда не узнает, что творилось у меня внутри — какую боль я испытывала. Хотя, нет, не я. Третья сущность. Та, которая до сих пор прячет лицо и не хочет выходить на свет…
Я очнулась. В глаза светило яркое весеннее солнце. На плече лежала чья-то рука.
— Хватит вспоминать, подружка. — Откуда Полина знает? Ах, да что я спрашиваю. Хранители много чего знают. — Давай-ка лучше займёмся твоей бабкой и проклятием, ага?
Она вывалила прямо на клавиши пианино кучу разных книг. Древних, скажу я вам.
Раздалась противная какофония звуков — сразу тринадцать клавиш заработали, ноты слились в единую дребезжащую мелодию. Я поспешила отключить питание фортепиано.
— Где ты нашла их? — Я ошарашенно разглядывала талмуды.