– В целом понятно, да, – произнес в ответ низкий мужской голос, показавшийся смутно знакомым.
– Понимаете, у нас нет конечных результатов, по которым мы могли бы отчитаться перед спонсорами, – ни по количеству вылеченных людей, ни по количеству, например, усыновленных, как в других фондах. Но мы считаем, что тоже делаем очень важное дело – даем приют отчаявшимся, пусть и на несколько дней.
Они дошли до первого этажа и остановились у входной двери.
– У нас есть разнообразные развивающие мероприятия. Каждую неделю проводим занятия по музыке, арт-терапии, рисунку. Но дети не мотивированы, многие никогда не ходили в школу.
Мне было неудобно оставаться невидимым слушателем, и я вышла из-под лестницы с видом, будто занималась там чем-то важным.
– А вот и Нина, она ведет кружок рисования, – сказала Инна Григорьевна, как будто выходящие из-под лестницы люди были обычным делом.
– Я думал, ваши преподаватели несколько старше, – ответил ее собеседник, рассматривая меня.
Откуда-то он был мне знаком: высокий, плотный, широкие плечи, безупречные зубы. Мохнатые брови срастаются на переносице.
– Монобровь, – смеялась мама.
Вадим Петрович. Директор НИИ, в котором она работала.
– Нина… – он рассматривал меня, вспоминая. – Ты Нина, дочь…
– Да, – ответила я до того, как он назвал маму по имени.
– Нина – дочь моей сотрудницы, подававшей большие надежды, – пояснил он Инне Григорьевне.
Но голова Инны Григорьевны была занята другими вещами:
– Конечно, нам постоянно требуются расходные материалы, мы что-то постоянно ремонтируем, обновляем. Те же краски и бумага для занятий, да, Нина?
– Да, – с энтузиазмом подтвердила я. Все-таки непонятно, как она справляется с работой. Но у приюта щедрые спонсоры. Наверное, всех подкупает ее простота.
Вадим Петрович – а он был, очевидно, кандидатом в спонсоры – застегивал пальто и надевал вязаную шапку.
– Моя помощница свяжется с вами в течение следующей недели. Большие суммы перечислять мы не можем, но немного, раз в месяц…
Инна Григорьевна согласно кивала. Тут в ее кабинете зазвонил телефон, она попрощалась и ушла.
Вадим Петрович повернулся ко мне, натягивая перчатки.
– Как ваши с папой дела? Я видел его год назад, он сказал, что новостей по-прежнему нет, ни плохих, ни хороших.
– С тех пор ничего не изменилось. – Я не могла оторвать взгляд от его ровных искусственных зубов.
Вадим Петрович не знал, что сказать. Он поправил шарф, а потом ему, видимо, пришла идея:
– Знаешь что, ведь мы по-прежнему собираемся на воскресники. Старой компанией, как раньше. Теперь все мамины коллеги работают в моей фирме. Вот, – он протянул мне визитку, – в следующее воскресенье у меня. Помнишь, где это?