Я была у него дома много раз – на воскресниках всем были рады, и детям тоже.
– Адреса нет, но помню, как добраться.
Он взял визитку у меня из рук, достал из внутреннего кармана солидную авторучку, щелкнул кнопкой и написал адрес на обороте. Внимательно посмотрел мне в глаза, отдавая ее обратно:
– Папу тоже бери с собой.
Он похлопал меня по плечу и вышел на улицу, впустив облако снежинок.
На обороте было: «ул. Пестеля» – и номера дома и квартиры.
Вернувшись в класс, я обнаружила учеников за делом: все раскрашивали мегалодонов, каждый на свой лад. Были тут и желтые, и зеленые в крапинку.
– Хотели свалить, но я разъяснила, че к чему, – услужливо сказала Улитка, полоща в воде кисточку. Вода уже была густой от красок.
– Надеюсь, ты им не угрожала?
Она захихикала:
– Не-а. Вот эти вообще по-русски ни бельмеса. – Она ткнула кисточкой в сторону двух мальчишек-азиатов. – А вот этот ниче не понимает, вроде как тупой, – она кивнула на своего соседа, мелкого беленького мальчика.
– Он с немой бабкой жил, – сказал Родик, выдвигая в центр стола своего красного мегалодона, – все понимает, но ниче не говорит. Как собака.
Все безобидно захихикали. У этих детей были свои истории. Я старалась отключаться – думать о светотени или толщине штрихов, когда они рассказывали о родителях, или о ночевках в подъездах, или о рейдах полиции и изоляторах. Вот и сейчас я вспоминала воскресники у Вадима Петровича. Они были не похожи на дни рождения или застолья у родственников.
В огромной квартире нас встречала пара терьеров: Федя и Таша. Они подпрыгивали, пытаясь лизнуть гостей в лицо. Мама и папа были для них слишком высокими, а мне всегда доставалась порция горячих собачьих слюней. В гостиной, освещенной хрустальной люстрой с десятками лампочек, уставленной тяжелой деревянной мебелью, в центре стоял стол, вызывавший трепет. Он всегда был заставлен закусками, фруктами и сладостями. В гостиной нас приветствовали хозяин и его жена. Они были очень похожи – у них за спиной говорили, что разные у них только прически. Гостиная и вообще вся квартира была полна народу: приглашались подающие надежды сотрудники НИИ и их семьи. В коридоре тут же затевали футбол, потом играли в крокодила, причем взрослые играли наравне с детьми. Вадим Петрович, развалившись в кресле, никогда не играл с нами, только наблюдал. Иногда шел в кабинет, откидывал крышку пианино – настоящего, не электронного – и играл джазовую импровизацию, а мы садились, где было место, хоть на пол, и слушали.
– Очень демократичный, – отзывалась о нем мама.