Заметила справа высокого человека в темно-синей толстовке. Вспомнила, что, кажется, я уже видела его вчера на рынке и сегодня у арки, когда выходила из дома. А может, и не его. Предыдущая колонна закончилась, проехали несколько старых военных машин с актерами, за ними двигалась другая большая колонна – «Белорусский фронт». И, когда я снова повернулась направо, человека в синей толстовке уже не было.
Фронты шли одни за другим. Я пропустила звонок от Вани, а значит, и близнецов в одной из прошедших колонн. Через час начался настоящий дождь. Все раскрыли зонтики. Теперь по проспекту текла река черно-белых фотографий среди разноцветных зонтов.
Ищи горошка. Горошек. Мамино платье в горошек. Мой детский зонтик – синий с белыми горошинами, сломался от ветра. Гороховый бабушкин суп. Зеленый горошек в салате. Дикий горошек вьется по дачному забору, перекидывается к соседям, цветки – ярко-розовые. Красный горошек от фукорцина, которым прижигали язвочки во время ветрянки. Я переболела поздно, уже в школе, недели две сидела дома, а родители подкрашивали новые язвочки. Мама называла меня горошком, а папа – леопардом и однажды в поддержку больных ветрянкой раскрасил лицо точками фукорцина. Селфи со мной он запостил на «Фейсбуке», а мама его за это отругала. Она считала, что нельзя выставлять на всеобщее обозрение личную жизнь. Папа отвечал, что леопарды наверняка не так щепетильны.
И в ту же секунду, глядя сквозь суету зрителей на тротуаре, сквозь фотографии, сквозь мутную пелену дождя, я увидела на противоположной стороне проспекта зонтик леопардовой раскраски – черные пятна на желтом, а из-под зонта на меня взглянули знакомые глаза. И от этого взгляда у меня перехватило дыхание. Несколько секунд я стояла на месте, а потом, расталкивая зрителей, бросилась прямо на проспект, в гущу колонны.
– Девушка, что вы делаете? Туда нельзя! – крикнул мне полицейский. Он бежал ко мне, размахивая руками.
– Нина, куда ты? – Папа подбегал с другой стороны.
Я ворвалась в реку фотографий, краем глаза успев заметить, что папа попытался нырнуть за мной, но его схватил за куртку и вытащил полицейский. Больше не оглядываясь, я продиралась сквозь демонстрантов.
– Девушка, стойте! – крикнул мне полицейский еще раз.
Фотографии и головы закрывали обзор, и я уже не видела леопардового зонта. Изо всех сил протискиваясь к противоположной стороне, я расталкивала руками женщин, мужчин, детей. Сверху на меня падали гвоздики, я топтала их ногами и бежала дальше, на противоположную сторону, к маме. Виктория Афанасьева, 1921–1945. Григорий Ростоцкий, 1900–1941. Иван Нестеров, 1919–1943. Мелькали изумленные лица и георгиевские ленточки в волосах и петельках пиджаков, на запястьях и сумках.