Нина Антоновна стояла подле и усталым голосом говорила:
— Ну, три ложечки: за папу, за маму, за бабушку…
— Не хчу.
— Ну, две ложки: за папу и за маму.
— Не хчу.
— Ну, тогда сейчас придет баба-яга и заберет тебя.
Лицо Леши заметно оживилось. Он поглядел в сторону двери и спросил:
— А где она?
— Баба-яга? А там вон. В коридоре. Сейчас придет и заберет.
— Пчмууу?
— Потому что не слушаешься. — Тут Нина Антоновна обернулась ко мне и конспиративным шепотом сказала: — Пожалуйста, выйдите в коридор и порычите немного. Можно также стучать. Если увидите что-нибудь подходящее — потяжелее, — бросьте на пол.
Я вышел в коридор, рычал, стучал, топал ногами, бросал на пол портфели, калоши, телефонную книгу и поднос в течение десяти минут. Затем, сделав большую паузу, я прислушался. Нина Антоновна говорила якобы испуганным голосом:
— Слышишь? Стучит.
— А негромко пчмууу? — обиженно спросил Леша.
Я со злостью бросил на пол сразу все перечисленные выше предметы. Кажется, это подействовало, потому что меня скоро позвали обратно.
Войдя, я увидел, что манная каша перестала испускать пар. Каша была чуть-чуть затронута с одного бока.
— Спасибо большое, — сказала Нина Антоновна, — а то мне нельзя больше изображать бабу-ягу: он узнает меня по голосу. И потом со вчерашнего дня он стал требовать, чтобы баба-яга что-нибудь бросала на пол…
*
Дозы этого сильнодействующего воспитательного наркоза все увеличивались. Через месяц я застал Лешу, гуляющего по комнате в одном ботинке. Замысловатые петли его шагов повторяли: мать, отец, знакомый отца, случайно зашедший по делу, и известная уже нам приятельница матери.
— Лешенька, ну, надень ботиночек, ты же простудишься!
Лета не отвечал и не ускорял даже шага.
— Ну, хорошо, вот сейчас придет баба-яга!
— Пчмууу? — Вопрос был задан явно по привычке. По существу Леша был, видимо, заинтересован. Он сел на свою табуретку, обратившись лицом к двери. Ни дать ни взять — зритель в первом ряду цирка, предвкушающий занятный аттракцион.
Между родителями Леши в это время происходил небольшой торг.
— Кто будет бабой-ягой? — спрашивал отец.
— Конечно, ты.
— Я уже был сегодня! Утреннее молоко Леша пил именно потому…
— Здрасте! А мало я представляю ягу, когда тебя не бывает дома? И потом он меня узнаёт.
— Где баба-яга? Не идет пчмууу? — Капризный голос прервал споры.
— Сейчас, Лешенька, папа пойдет за ней.
Действительно, папа поспешно вышел. Протекли три минуты напряженного ожидания. Леша расположился поудобнее. Так и хотелось в его руках увидеть бинокль или программку.
И вот вошла баба-яга. Борода у нее была из полотенца, а на голове — колпак для чайника в виде петуха; в руках баба-яга вертела кухонную тяпку. Баба-яга рычала и двигалась в ритме экзотического негритянского танца.