Только они его бьют по спине, а я зашла со стороны личности и ка-ак ахну сумкой, так у него полбороды сразу отвалилось. Правда, я в пылу тогда не обратила внимания, что борода привязная… А сдвинула сумку к плечу (чтобы ногти освободить) и давай ему корябать лицо.
Он как завизжит и обратно — в булочную. Не тут-то было! Я заняла позицию у самых дверей…
— Куда? — говорю. — А ну, бабы, наддайте ему еще!
Только смотрю — бабы эти, которые только что дрались, смеются теперь… И еще кто-то громовым голосом орет:
— Стоп! Довольно! Стали обратно по местам!..
Я оборачиваюсь: кто же это, думаю, команду подает? И нельзя ли и его стукнуть хоть разок?
Вижу — солидный такой мужчина и одет хорошо. А у самого рта держит железный кувшин, но без донышка. И через этот кувшин голос у него звучит, как все равно громкоговоритель на площади. И все его слушаются, становятся по местам…
Только этот толстяк, которого я так отделала, он говорит уже набекрень ротом — из-за поцарапанности от меня:
— Слушайте, тут одна старуха меня на самом деле поцарапала и избила. Нельзя же так!
Другой мужчина, который рядом с тем, что при кувшине, — он объясняет:
— Да я даже не знаю, откуда она взялась. Это посторонняя старуха. У нас на нее и ведомости нет…
А который при кувшине, — он и оказался самый главный — режиссер, — он приказывает:
— Зачислить ее немедленно. Она играет лучше вас всех.
Я спрашиваю:
— Это кто же, например, играет и во что играет?
Кувшинник мне отвечает:
— Вы играете у нас на съемке: мы для кино снимаем. И очень вы живо даете образ разъяренной старухи эпохи Февральской революции. Даже вы немножко чересчур покарябали этого артиста, который играет роль владельца булочной…
Я тогда — к толстяку:
— Вы уж простите меня за ради бога!
А он:
— Ладно уж… Только следующий раз вы помягче деритесь. И если можно, то без ногтей…
Я говорю:
— Что же вы думаете, я теперь каждый день буду вас так вот утюжить? Попала я к вам в съемку нечаянно, а сейчас куплю хлеба и пойду домой: меня старик мой ждет и, наверное, уже ругается.
Тогда этот, ну, который с кувшином, шутит:
— Уж если вы с посторонним артистом так расправились, то вам своего старика укротить — наверное, раз плюнуть. Но, между прочим, я вас прошу остаться: мы еще разочек снимем эту сцену, а потом будут другие эпизоды. И вы нам очень пригодитесь, как колоритная фигура.
Я говорю:
— Это булочки, я знаю, бывают калорийные. А у меня фигура поджарая…
Ну, меня сейчас уводят в сторону, объясняют, куда мне приходить к ним в кино деньги получать: за то, что я этого толстяка изувечила, мне причитается… А потом снова выстраивается очередь, товарищ с кувшином кричит: