— Класс! Очень эпично получилось, — Я действительно впечатлился, четыре тридцатимиллиметровых пушки едва расправились с живым существом. Мне с моим арбалетом, выстоять против такого монстра не получится ни при каких раскладах. Ведь и с теми, от которых удалось отбиться, всё получилось только потому, что нас разделяла броня машины, а так я бы и поднять оружие не успел, не то чтобы выстрелить, пусть хотя бы и не прицельно.
— О! А как с добычей получилось! С матёрого элитника подняли шесть красных жемчужин, под сотню гороха и больше сотни споранов, янтарь — красивый оранжевый с узелками. С молодой элиты взяли две чёрныё жемчужины и десятка три гороха, около полсотни споранов. Ну и «твои» красавцы тоже оказались богатыми, шесть горошин на двоих и десять споранов. Эй, ты чего погрустнел, Хват?
— Да чему тут радоваться, едва отбился от двух заурядных монстров, товарища потерял, при этом одного монстра только ранил, а второго добил уже раненого. И оба при этом нападали не на меня, дали собраться и прицелиться.
— Всё так и не так. Ты действовал, сумел мобилизовать дар на два убойных выстрела, вылез из укрытия и спас товарища. Из арбалета пробить горошника, причем новичку, это также нереально как ветерану накоротке уложить элиту, а такое здесь тоже случается, сам видел, — Катран подошёл, также как перед ним подошёл я, с того же направления, и поэтому я его не заметил. — Будешь жить в комнате с Петровичем, Свист уже перенёс твои вещи.
Катран занял место в центре нашего маленького сборища, и обратился ко всем:
— Так парни, в двадцать ноль-ноль похороны Тундры, встречаемся за десять минут в траурном зале, потом поминки, здесь — в нашем кафе, потом каждый по индивидуальной программе.
До назначенного командиром срока, ещё почти час времени, все остались во дворе, и по мере истечения этого запаса вся наша команда собралась, чтобы с командиром во главе двинутся в сторону электростанции. Ну да, а куда же ещё? Там котельная и она же крематорий.
Прощание проходило в тишине, речей никто не говорил. Бледный осунувшийся Петрович, долго держал Тундру за руку, неотрывно смотря на своего погибшего напарника. Лицо Тундры осталось целым, тварь его убившая, пронзила когтями грудь и рывком её разорвала. Когда гроб закрыли, и он стал уезжать в раскрывшийся зев печи, Петрович за всех громко произнес: «Прощай». Собравшиеся как по команде развернулись и двинулись к выходу. Никто не захотел смотреть, как гроб с телом погибшего заберёт пламя.
Поминки прошли также быстро, Катран озвучил общую мысль, что надо слаженность отрабатывать и такие потери никогда не позволят отряду занять достойное место в стабе. Петрович, нарушая принцип субординации, «срезал» командира, в том смысле, что поминают человека, а не отряд, и сам произнес короткую речь, из которой я узнал, что это вторая потеря отряда за последние две недели и обе в группе, теперь уже Петровича. После третьего тоста народ стал расходиться, первым поднялся и не прощаясь ушёл Петрович.