Филиппов, не слушая пересудов за спиной, молча шагал вместе с другими рабочими к фабричным воротам, как вдруг людской поток притормозил.
— Кто это? — раздался совсем рядом удивленный возглас.
Подняв глаза, Аким Степанович увидел стоящего у ворот рослого унтера, увешанного крестами, в котором не без удивления признал своего постояльца.
— Ишь ты! — только и смог выговорить машинист.
Всё утро он корил себя последними словами за то, что пустил незнакомого человека в дом. Правда, вышло это само собой. Не оставлять же его было на улице, тем более, что сам взялся проводить? А потом Дмитрий достал водку и Степаныч понемногу утратил контроль за ситуацией. Надо сказать, что выпить он любил, но обычно жался. Всё-таки дочка уже почти на выданье, надо приданное копить. Он и за угол заломил целых пять рублей в надежде, что непонятный ему человек пойдет на попятный. А тот, сукин сын, возьми и согласись! С другой стороны — деньги-то не лишние. К тому же, если этот самый Будищев и впрямь служил писарем, да еще и георгиевский кавалер…
Как всякий родитель, Филиппов желал своей дочери счастья, хотя и понимал его сугубо по-своему. Иными словами, он хотел удачно выдать её замуж за порядочного, а главное — небедного человека. Хорошо бы за сына мастера, но тот учится в гимназии и его отец, пожалуй, на дочке машиниста жениться ему не разрешит. Можно за Архипа — приказчика в лавке, но тот, чего доброго, будет чваниться перед тестем и через губу разговаривать…
— Здорово. Дядя, — с усмешкой поприветствовал хозяина квартиры унтер.
— И тебе не хворать, — отвечал Степаныч. — Я гляжу, одежу-то прикупил?
— Нравится?
— Подходяще. Ты говорил, что тебе завтрева на работу?
— Да вот, вызвали. Только успел покупки Стеше отдать, да пообедать. Ты, кстати, поторапливайся, а то остынет.
— Вот спасибо! Ты всегда такой заботливый?
— Нет, только к родне. Дядюшка.
Неизвестно сколько бы они ещё препирались, но тут от заводской конторы отъехал хозяйский экипаж и идущим через ворота рабочим, пришлось посторониться, чтобы его попустить. Но пролётка неожиданно остановилась перед проходной и сидящий на пассажирском месте Барановский крикнул:
— Будищев, давайте сюда!
Дмитрий подмигнул на прощание Филиппову и запрыгнул в коляску. Причем, сел не на облучок к кучеру, а плюхнулся рядом с Владимиром Степановичем, как будто и сам был барином. Возничий легонько тронул вожжи, и застоявшийся рысак, весело цокая копытами, стремительно рванул вперед.
— Кто это? — подозрительно глядя на машиниста, спросил сосед Ерофей.
— Племяш из деревни приехал. Двоюродный.