— Я не верю, я — знаю, — убежденно, но при этом максимально двусмысленно ответил он.
— Я тоже Знаю, — покивала головой Антонина Дмитриевна. — Скажите, вы ведь накрыли собой офицера, спасая его от взрыва…
— Инженера.
— Что?
— Я говорю, Ваше Сиятельство, что спасал инженера Барановского. Прапорщик просто под руку попался.
— Вы так хорошо относитесь к этому… господину Барановскому, что рискнули жизнью ради него?
— Он ко мне отнесся по-человечески, — пожал плечами Дмитрий. — И я к нему тоже.
— По-человечески? — переспросила придворная.
— Да, как к человеку, а не как к скотине.
— Кажется, я вас понимаю… Скажите, у вас есть какие-то просьбы или пожелания?
— Нет, Ваше Сиятельство. Хотя…
— Что?
— Передайте Вадиму Дмитриевичу, что я ни на что не претендую, и ничего от него не хочу. И вообще, извиняюсь за беспокойство.
— Вы догадались, кто я?
— Не бог весть какая загадка.
— А вы умны, и не чужды благородства…
— Уж какой есть.
— Ну, хорошо. Мне теперь пора, но я буду навещать вас.
— Зачем вам это?
— Вы против?
— Да, нет. Приезжайте. Только рана у меня легкая и долго я здесь не пролежу. — Еще раз пожал плечами Дмитрий, но тут же, чертыхнувшись про себя, добавил: — Если, конечно, прежние не откроются.
— Вы были ранены?
— Ну, да, на войне. Должны были комиссовать, но что-то крутят.
— Хотите, я справлюсь у врачей, в чём дело?
— Если вам не трудно.
— Нисколько.
— Но вы так и не сказали, зачем вам это?
— У меня не так много племянников, — улыбнулась графиня. — Особенно родных.[20]
Вернувшуюся домой Антонину Дмитриевну встретил брат. Заметив странное выражение на лице сестры, Вадим Дмитриевич попытался расспросить её, но та отмалчивалась, лишь иногда загадочно улыбаясь в ответ на недоуменные вопросы брата. А когда тот понял, что ничего не добьется и сдался, неожиданно сказала:
— Знаешь, Вадик, у тебя очень хороший сын!
Будищев не ошибся. Долго его действительно держать не стали, выписав, как только затянулись раны на спине. Три чиновника с тухлыми лицами, составившие комиссию, брезгливо морщась, осмотрели его крепкое тело и вынесли вердикт — годен в военное время, отправив, таким образом, в запас. Ни слушать, ни расспрашивать о самочувствии нижнего чина они и не подумали, но единодушно расписались в принятом решении в документах и из госпиталя он вышел уже свободным человеком. Лежавшие с ним артиллеристы уже устали удивляться странному унтеру и лишь начинавший выздоравливать Архип, болезненно морщась, сказал на прощание:
— Фартовый ты парень, пехоцкий!
— Есть немного, — хмыкнул Дмитрий, застегивая мундир.