Неким символом Истории вырисовывается в романе Млечный Путь. «И от этого Николка опять заплакал и ушел из часовни на снег. Кругом, над двором анатомического театра, была ночь, снег, и звезды крестами, и белый Млечный Путь». Да, Млечный Путь может дать понять человеку, что он — всего лишь песчинка в водовороте истории, но в этом то и заключается самое главное — остаться человеком несмотря ни на что!
Так, как поступил Николка, точно так же поступил бы любой из офицеров, сам Алексей турбин! Эта общность делает все содружество людей, собранное в квартире Турбиных, еще более обреченным, трагически одиноким.
Уцелеть им трудно, измениться — почти невозможно. Практически одиночество Турбиных непоправимо, их «ковчег» хрупок. Уплотненный фокус культуры никак не хочет сдаваться упрощению, примитиву.
Турбины, правда, еще не раздавлены. Хотя прежней игры жизни в них — в финале романа — нет. «Кому — пролог, а кому — эпилог», — говорит один из офицеров в пьесе «Дни Турбиных». Этот эпилог, может быть, страшен, но уже не велик. В целом же чувство катастрофы, гибели прекрасного мира и его культуры захватывает практически всех. Оно перехлестывает через укрепления, баррикады, подавляет и побежденных, и… победителей.
65. Тема революции и интеллигенции в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго»
Роман Б. Пастернака «Доктор Живаго» предстает перед нами как сложнейшее, многогранное произведение, в котором своеобразие целой исторической эпохи раскрывается через судьбу отдельных героев.
За страницами, описывающими Юрия Живаго, встает собирательный образ русской интеллигенции, которая не без колебаний и духовных потерь приняла революцию. Роман — это повествование от лица человека, который не хочет вмешиваться в братоубийственную войну, который просто хочет жить, любить и быть любимым, писать стихи, лечить людей.
Трагедия Живаго — в постоянных сомнениях и колебаниях, однако в нем есть решимость духа не поддаваться соблазну однозначных и непродуманных решений. Он стоит как бы «над схваткой», ощущая громадность совершающихся помимо его воли, несущих его событий, «метущих по всей земле». События Октябрьской революции входят в Живаго, как входит в него сама природа, он их чувствует, слышит, но не осмысляет логически, не хочет осмыслять, он воспринимает их как природный катаклизм, историческую трагедию России: «Так было уж несколько раз в истории. Задуманное идеально, возвышенно, — огрубело, овеществлялось. Так Греция стала Римом, так русское просвещение стало русской революцией».
Юрий Живаго проходит мучительный путь, свою Голгофу. Идеалы революции его «не воспламеняют», они кажутся ему утопичными, а самое ужасное — за них «заплачено такими морями крови, что… цель не оправдывает средства». Он не хочет быть «материалом» в «переделке жизни», потому что, по его убеждению, «… материалом, веществом жизнь никогда не бывает. Она сама… непрерывно себя обновляющее, вечно себя перерабатывающее начало, она сама вечно себя переделывает… Она сама куда выше… тупоумных теорий».