Путешествие на абсолютный полдень (Федорова) - страница 18
Взгляд государя остановился на нетронутом столовом приборе, поставленном для него, и государь медленно вырвал у себя из головы клок волос. Прежнее сердце Дина, наверное, заикнулось бы в этот момент. Потому что такое Дин видел впервые за пятнадцать лет личного знакомства с Аджаннаром. Государь посмотрел на Дина и отвернулся.
– Понимаешь, Дин, они его топили в ванне прямо в одежде, чтобы быстрее. Потом они забрали бы тело, и я бы ничего не узнал. По-другому им было нельзя, они торопились. А я вернулся… Я не знаю, как говорить Дин. У меня нет слов, чтобы рассказывать. Зачем я его забрал, я не знаю. Я его просто увидел… Я не собирался ничего менять в течении событий. Я думал в тот момент о себе. Будто бы я исправлю такую ошибку, которую невозможно исправить. Я его забрал у них… Я не знал, что все так плохо… По-моему, ты мне как-то сказал: не тяни за хвост, не зная, что с другой стороны… Первый раз он потерял сознание там, в правом флигеле. Ненадолго. У него или повышенный болевой порог, или шок, или он настолько хорошо собой владеет, что ждал смерти спокойно. Я подозревал, что ему досталось от других таю на Бо или еще на Бенеруфе…
Тут Дин, очень внимательно следивший за каждым словом и малейшим движением государя, откинулся на спинку дивана. Бенеруф – маленькая рассветная звезда, яркий красный огонек на небосклоне. Так вот они откуда взялись, такие похожие и непохожие на обитателей Та Билана... С тех пор, как стал Первым министром, Дин научился ценить и понимать любую информацию, какой бы запредельной она не казалась, – может быть, не на полную глубину осознавая, но навсегда откладывая в памяти. Что ж. Пусть будет так. Хорошее, наверное, местечко: Бенеруф.
Государь снова было взялся за волосы, но опустил руку и продолжил рассказ:
– Держался он отлично, улыбался Фаю в лицо. Ни тени не допустил в разговоре со мной. Жаловаться у них не принято… У него на спине татуировка такая красивая – цветной дракон. От затылка до копчика. Я мокрую одежду с него снял и сразу подумал, что бить его удобно, на драконе синяков будет не видно. На первый взгляд, вроде, цел, а так – кто знает… Спрашиваю – били? Молчит. А я же вижу, что все плохо. Я диагностику достал, только провел по спине – слева почка отбита. Опять спрашиваю – куда еще били? Он все равно молчит. Только дрожит без звука, губу насквозь прокусил. Я повернуть его хотел, чтоб проверять удобнее, а у меня на руке кровь. И не понять, откуда. Я грешным делом подумал – он же наполовину баба, всякое бывает… А потом… оно как потечет. Я испугался. На спину его кладу, он себе коленки разнять не дает… Дин, я не знал, что люди, зовущие себя цивилизованными, на такое способны… Я никогда в жизни не плакал. Я близких терял, я в каторжной тюрьме клеймен был, меня предавали, меня продавали как раба для развлечений, мне выбили глаз, ломали кости, мне воткнули в сердце шило. Я не плакал ни разу… Я не знаю, сколько их было. Не один, не два, не три. Даже не пять, наверное. Больше. Им показалось мало просто унизить и показать свою власть. После того, как с ним развлекались, они еще натолкали всюду битого стекла. Понимаешь, о чем я?.. А он Фаю улыбался, и мне улыбался… Доказал всем, что сломать его невозможно. Никак и никому… Я и разревелся, как корова, у меня слезы, сопли, руки трясутся, он из-за меня тоже, кровь, не поймешь, где чья, потому что я этим стеклом себе все руки перерезал... Пока я все достал, где замазал, где зашил, утро наступило. Ему плохо, снотворное его не берет, обезболивающее его не берет, пьяный гриб его не берет, больно, дрожит, плачет. Я догадался ему полстакана спирта налить, хоть и нельзя в таком состоянии, и на руках его держал, пока он не уснул… Уйти, оставить его не могу. Спать с ним рядом не могу, он шевельнется – я вскакиваю. Своей крови ему перелил пол-литра. Потом, когда получше стало, лошадиную дозу снотворного в вену вкатил, он третьи сутки спит под капельницей. Завтра проснется, дольше нельзя. Какое я должен принять решение, Дин? Я себе успокоительного сейчас колю столько, сколько тебе и ему вместе взятым, и мне не помогает. Я не ем, не сплю, и выйти из этого состояния я рад бы, но не могу. Бутылка, Дин, местная, ишулланская. Это здесь, на Бо все происходило… Мне его жалко безумно, мне и себя жалко, как все вспомню… Я не знаю, что будет, когда он проснется. И что скажет мне. Он мой враг, я его враг. Исправить… все-таки, невозможно. Ни прошлое, ни настоящее. Я не любитель плакаться. Но меня трясет, как никогда со мною не было. Спасибо, ты меня отвлек немного на искусственный клапан в твое сердце. А то бы я рехнулся. Или сам пошел и убил бы кого-нибудь. Наверное…