Отступившие скептики и теологи с утроенной энергией и злобой опять набросились на идею, терзая ее каждый со своей стороны, стараясь свалить пошатнувшуюся, а свалив, затоптать и добить.
Но помощь в этот раз пришла быстрее и опять не с позиции ликвидации деталей, а новой смены принципа.
А уже третья когорта энтузиастов принесла на алтарь идеи свои труды и свои жизни. Человека-электромашину детали «съедали» так же, как и в двух предшествующих попытках создания искусственного человека. Но чем очевиднее становилась порочность самого подхода, тем ожесточеннее отстаивали свою позицию «да-оптимисты». Человек столкнулся с невозможностью. Осознание этого факта сопровождалось превращением упорства в фанатизм. Сама исходная позиция была ошибочной, внутренне обреченной на «съедение» своими собственными деталями. Идея оказалась пустой, лишенной возможности стать действительностью. Сказать, что она была неточной — сказать чрезвычайно мягко. Здесь имело место не неточность, а заблуждение. Принципиальная суть ошибки была в том, что во всех трех случаях главную роль в попытках создания робота играла совокупность свойств деталей, а не сама идея. Была лишь видимость главенства идеи. Во всех случаях был редуцированный, аналитический подход к пониманию человека (на уровне деталей), хотя внешне подход выглядел целостным (на уровне идеи). Не явно предполагалось, что аддитивная (алгебраическая) сумма деталей образует целое, а выяснилось, что отношение субаддитивное (сумма частей меньше целого), и это стало с третьей попытки создания механического искусственного человека эмпирическим фактом. Так детали «съели» идеи, и оставалось только это осознать.
С возникновением атомной энергетики и кибернетики старые надежды воскресли вновь и дали пышные всходы. Но не учитывать опыт прошлого было невозможно. И они были учтены. Трудности с деталями трансформировались в иную формулировку старой идеи. Речь теперь шла не об искусственном человеке в целом, а только об «искусственном интеллекте». Оптимисты этим шагом получили определенные преимущества в споре со своими оппонентами, но сама идея потеряла многое из того, что определяло ее социальное значение и смысл. Замена искусственного человека искусственным интеллектом выплеснула из познания вместе с деталями и суть идеи, оказалось выброшенным многое из того, без чего интеллект человека ни существовать, ни функционировать не может. Если быть точным, это был замаскированный отказ от прежней идеи-создания искусственного мыслящего.
Здесь интересно отметить, что эта новая позиция имеет много общего с забытым старым. Вспомним, первобытный человек не интересовался деталями. Главное, что божок (кукла, муляж, чучело) работал, приносил пользу. Это оправдывало все недостатки, прикрывало «нечеловеческие» детали, снимало их в себе. Детали интегрировались в одном признаке (правда, только в сознании дикаря, а не реально), который был воплощением человека как целого. В новом варианте тоже лишь один параметр человека — интеллект презентирует его как целое. Так, двигаясь в противоположном направлении (вглубь), познание вернулось на новом витке спирали развития к исходному положению. Исчерпав тем самым, как увидим, только предысторию проблемы. То, что ранее содержалось в исторически исходном в скрытой форме, на новом этапе стало явным, основным, ведущим положением, вместо внешнего признака, теперь взят один внутренний признак — разумность. Но принцип тот же: при видимости целостного подхода на самом деле ярко выраженный редукционизм.