Я еще раз настороженно огляделся, однако живого Мюнхаузена поблизости не было. Тогда я принялся за художника, сидящего рядом. При этом пришлось раз десять ткнуть в портрет указательным пальцем, прежде чем до него дошло, что именно меня интересует. Из его ответа я понял не больше, чем он из моего вопроса. А именно, два слова: monsieur1 и Allemagne2. В отчаянии художник перешел на мимику, и сразу же стало ясно, что "месье из Германии отказался платить". На художнике был такой же берет, как и у меня. Возможно, он тоже приобрел его на улице Гобеленов.
Я еще раз ткнул в портрет пальцем и проговорил:
- Барон Мюнхаузен.
Однако француз не понял, что я хочу этим сказать.
Я посидел на террасе за белым пластмассовым столиком, попивая кофе. Небо было синее и краски вокруг сочные. Не то, что на портретах обитающих вокруг мазил. Однако, нужно было форсировать поиски Козираги. Появление на горизонте Мюнхаузена не сделало меня счастливее.
Я вновь принялся бродить вдоль рядов, но если и достиг какого-то положительного результата, то только в том, что не обнаружил нигде портрета Абу Бабу. Пришлось пойти на крайние меры. Я извлек из кармана разговорник и тараном двинулся на мазил.
- Russe peintre3... - твердил я, для солидности добавляя: - Интерпол. Je cherche russe peintre4... Интерпол.
Мазилы всполошились, беспокойно завертели головами. Те, кто ходил с планшетами, разбежались в разные стороны.
Наконец, меня взял за плечо пожилой мужчина с длинной черной бородой. Отвел в сторону.
- Если ваш приятель и был здесь, то местная братия его уже давно отшила, - проговорил он на чистом русском. - Они это умеют.
- Но где же тогда его искать? - в отчаянии пролепетал я. Мне точно известно, что он в Париже.
- Ну, не знаю, не знаю... Где-нибудь в более спокойном месте, и не таком денежном.
Дойдя по бульвару Сен-Жермен до Сен-Жермен-де-Прэ, я остановился. Бесцельное гулянье по Парижу начинало действовать мне на нервы. В третий раз набрал номер Изабель Демонжо1 своей единственной парижской знакомой, - но подключился вновь автоответчик. Он что-то ласково и нежно ворковал по-французски. Я бросил трубку.
Итак, Мюнхаузен в Париже. Я старался избегать мыслей о том, каким образом это произошло. Потому что вывод напрашивался один: он снова - и достаточно эффективно - сел мне на хвост. Увидев, как я уезжаю на парижском поезде, дал денег и номер своего радиотелефона проводнику, а сам вылетел самолетом. Впрочем, он мог подкупить и Черемухина. Ведь Голдблюм так торопился залучить того в свои объятия, что мы мчались на роллс-ройсе ни от кого не хоронясь. Скорее всего так и было, поскольку Мюнхаузен оказался на Монмартре даже раньше меня.